Год - Александр Радов

Тир очень хотел посмотреть лицо сволочи. Видела бы Лайки! Руководители государства! Вспомнил Проба, Проста – что за люди. Цвет акации.

– Пустите, – приказал другой. – Поехали.

– Куда будем? – опять Проб.

– В предстоящее, – и улыбаясь, он ударил таки (локоть – поворот – ансвер) Проба, и ребром по трапеции.

– Не надо засорять, вы не мания, – процедил один из них и удачно плевал.

– Что за мерзости! Стивенс!

– Извини, – адресат снова харкнул. – Не могу держаться.

– У меня тоже, – начал Проб. – И там.

– Не то там, – звякнул Стивенс.

– Хватит, может, – потянулся другой.

– С чего командуешь, – произнес последний.

Его успокоило. Вдруг достал Стивенс рогатку и направил на обидчика.

Он несильно языкнул, с примирением приподнял рукав.

Никто не держал Проба. Аконт начал приходить в себя. Проб закинул его на спину, и пока вокруг спешили успокаивать наперебой Стивенса, ушел вниз по улице.

– Где мы?

– Жив, Аконт! Правда, не знаю, насколько. Мир против нас!

Прохладная московская ночь.

– В группу, значит, не надо возвращаться, – произнес он.

– Да что ты, люблю слово путяга, жаль жизнь прошла мимо! У нас только и есть с тобой три миллиона долларов от Проба. На твое воспитание, а мешают – и те и эти, еще и вот теперь.

– Откуда у него средства?

– Много не знаешь. Хотя не отключись, мы бы не сбежали.

– Поверстаем за бугор, – смело хрипотнув, предложил Аконт.

– Что.

– Только за девушку ту переживаю, что была в плену со мной. Лорин? Те ли подсказывает воспоминание. Нет. Понравилась мне, что прибавить?

Он остановил еще издали машину, условился. Аконта вперед. Сам в крови. – Опять выругался! – корил себя напористо.

– Не смогу без нее, – продолжал все более угрожающим, даже со скидкой на мальца Аконт. – Есть с кем по-настоящему? – спросил водителя.

Шикнул на Аконта было, но сам осек.

– Да, к девушке?

– У меня молодая красивая сожительница.

– У тебя? – непонятно почему так запанибратски на шофера полез Проб.

– Да. Стройная брюнетка, сто семьдесят, третий, – и он ободряюще повернулся к Аконту.

– Да ты интеллигент! Тебе сто!

– И в отличие от вас, – обвел стыдящихся Аконта и Проба красноречиво, – регулярно занимаюсь, как теперь говорят, «сексом».

– А раньше? Впрочем, не отвечайте. Вот что. Про отношения. Мне необходимо ее видеть, прямо сейчас, понимаешь, а он, – показал в Проба, – мешает.

– Ты кто? Твое дело – стремянка, что полез? Ему веришь? Он каждый день только сам себя развлекает на лавке, или половине раз, – Пробу было хорошо в теплой машине, раны не сильно ныли.

– Присовывает, что за пошлость молодежи. – Меня кстати Винс зовут, сказал он Аконту. – Молодец, что пристегнулся, – и резко крутанул направо. Винс остановил середине обочины. Достал домкрат. Вытащил почти несопротивляющегося из машины и угостил.

Аконт боялся движений. Затем же, подумав, он еще молодой, вышел и крикнул водителю:

– Винс, хватит, пожалуйста. – Тот удержался. Посмотрел на Аконта и улыбнувшись немного, отметил:

– А тепло в машине было.

– К девушке, или брошу здесь. – Поставил Аконт обездвиженному Пробу выбор, когда Винс уехал.

– Там сотни таких девушек. На нас сезон! Также, лишившись меня, останешься без полутора миллионов долларов.

– Может, нет денег зеленых! Смотрим, почему полтора. Три должно на мое воспитание! Решил присвоить. Убьет тебя, ты единственный, говоришь, его видел после смерти?

– Да, кто что видел. Я все мог забрать. Это Россия. Увлекательное состязание, в которое втянул твой, и ты кровушка его – опасен. Завалят с тобою.

– Проб, ты нормальный. Но резковатый. Наверно после всего.

– У тебя похоже. Полагаешь, можешь. Куда ты ее поведешь?

– В то самое место! У нас полтора?

– Сейчас тебе как папа, понимаешь? Не злобствуй.

– Что знаешь о папе? – Аконт красиво прыгнул около столба, повернулся и отправился в уютную метель.

– Вернись! Сгину теперь! Прошу, – спохватился Проб. —

Изранен, холод. – Но Аконт поступательно удалялся.

– Хорошо! За девушкой!

Аконт продвинулся на пару шагов и пошел обратно.

Тир посмотрел в чистый взор.

– Не будет с ней свободы.

Тир сбился, сосредоточившись, жевал стиморол.

Самые искренние слова могут быть восприняты молодым в виде зла. Умрет здесь? Не приедет барином столичным домой, не обнимет, чтобы вся улица видела – живет. Чтобы она, привлеченная сходом, протиснулась сквозь толпу.

– Тебе миллион, и к девушке!

На братана Аконт предсказуемо реагировал. Сейчас Проб думал думать, на это, не на миллион.

– Она одна на миллион, – Проб увидел только желание жить. – Сначала за деньгами.

– Что там, тарелка?

Аконт увидел явственно, не в здравии друг. Размеренно, махнув, поднял руку и посмотрел чуть вперед – скоро завалится с деньгами к ней, и в путешествие.

Вся страна хочет, дабы жесть вернуть на прилавки, а то свертками на склады. Беспокоит, что единожды понравится, словно цветки в объеме под варенье банок левкоя. Когда власть сменится, и посмотрит на народ – где кто гуляет, когда их уже отпустит условно мучать несправедливость, вьюнком забирая полузаброшенный дом. Мои мысли – игривые и простые – думал он. Потом подождал, решил, обыден загон. Не были против врагов и выступали за единство народа, но не хватит цензуры убить от сердца.

Президент и члены кабинета уединились. Что вообще нужно, чтобы суждения выглядывали от углов, и добрая правда о события важных с экранов плоских, и точно пресс. Завеса тайны взошла под твердями, освещено фонарями, правда предстала синеватой для некоторых определений. Министр легкой промышленности был заслушан. Его баллотировали, концентрировались на лучшем. Хорошо его вообще не было, ждали регионы, но спокойствие диктовало новые законы, природа выше морали, играли, а после без лишнего шума спали в кровати, решал он, акцентируя внимание на животном. От этого пришли движения, и мнение, что пойдет, хотя и месяцами, смотрящими алчно.

Пели ом и ё, – объяснял приватно руководитель аппарата. Можете говорите что хотите и внятно, на стреме ребята. Понятие «неделания», из положений лаоизма – мы пока православные, но в подходящей просеке океана призма.