Вне рамок приличия: Друг моего сына - Александра Ермакова

Не думаю, что Руслана остановит то, что в соседней комнате его друг — мой сын! Его и раньше ничего не останавливало! Даже разница в возрасте! И тем более то, что нравлюсь его отцу! И то, что у Германа на меня планы… Что я не хочу, в конце-концов! Грожу… сопротивляюсь…

Да что уж там, невнятно сопротивляюсь и нелепо грожу!

Поэтому «да», Руслан мог стать для меня проблемой ещё и потому, что… реально реагировала на него. Не я — тело, но какая разница, если находясь в опасной близости к нему, уже текла от мысли, что Рус мог опять меня трахнуть! И он это чувствовал каким-то животным инстинктом. Потому и пользовался моими заминками, растерянностью, откровенным непониманием, что делать!

Это было жутко и скверно, осознавать, что я… подсаженная на аморальный секс с мальчишкой!

Долго не могла уснуть. Глохла от волнения, вздрагивала, когда мерещились шорохи, скрипы… рядом с дверью. И сердце истерично билось в груди, оглушая своим безумным бегом.

Но зря переживала и грязно думала о парне — Руслан не посмел вторгнуться в мою комнату. А когда проснулась, в зале на диване его не обнаружилось…

РУСЛАН

— Здоров, — звонок от Жеки разбудил ближе к обеду, а я дрых без задних ног.

— Здоров, — собственный голос охриплостью резанул слух, как если бы скрежет лезвия, медленно чертящего по стеклу дорожку.

— Как вчера… — Жека тоже звучал не айс и, судя по протягиванию слов, он, как и я, ещё не вышел из коматоза. — Я там ничего не учудил?

— Да вроде был хорошим… медвежонком, — в трубку хмыкнул я, но лицом в подушку.

— Да ну тебя, — разобиделся Женя. — Так и знал, что теперь жизни не дашь…

— Не я реально от милоты растекаюсь, — без злорадства поржал я: — Двадцатилетний лоб — медвежонок, — пшикнул на последнем.

— Иди ты! — буркнул Жека.

А меня распирало от смеха:

— Не, ну а чё? Даже завидую, меня так не называли, — на этом ржать перестал. Меня в лучшем случае батя называл нахлебник, дармоед, ушлёпок… ублюдок.

— Тогда завидуй молча, — смилостивился Жека, — а то в клубе всем без разбора об этом рассказывал, — пожурил, но меня уже было не остановить:

— Так для тебя старался! Твою личную жизнь налаживал.

— Ну да, — хмыкнул Женька.

— ДА, — упирался через смех я, — всем девчатам нравятся ласкательные названия: «зайка, лапуля, киса». А от твоего они вообще сразу начинали урчать как готовые к спариванию кошечки. Считай, у тебя такая фишка. Пользуйся случаем, девчата любят всё мимишное.

— Да я не жаловался на их невнимание, — поворчал Жека.

— Конеш, — фыркнул я, — поэтому девчонки нет. Разовые неплохо, но тебе нужна такая, чтобы ждала…

— Зачем? — тупил Жека. — Маринка у тебя клевая, но разве это тебя останавливает? — реплика несколько секунд эхом звучала в голове. Я даже проснулся окончательно, перевернулся на спину, уставляясь в потолок:

— Ты Маринку не путай с другими. У нас отношения договорные, для пользы дела. Ей пиар, а от меня часть фанаток сбривается.

— И что?.. Не любишь? — зачем-то уточнил приятель.

Я немного помолчал, собирая мысли в кучу.

— Любовь — сложная штука, она не поддаётся рациональности. Либо вспыхивает, либо нет, раскачать с «ничего» её невозможно. Можно родить… разве что уважение, симпатию. А любовь — ненужная штука для брака. Браки по-любви не так долговечны, как по обоюдной выгоде, — говорил не абы красивого словца. Чувства для меня больная тема.

Недополучив внимания в детстве, я всегда мечтал любить и быть любимым, упорно этого искал… пока не набил шишек. А потом для себя решил, что любви нет! Она вообще не нужна, есть страсть, есть выгода, уважение, этим и нужно ограничиваться.

— То есть вы… по выгоде? — опять мычал задумчиво Жека.

— Да, — кивнул я, садясь на постели. — Давай не будем обо мне. У меня с этим всё просто и сложно, — проворчал нехотя вставая. — Но точно выгодно! Это… как его, — почесал затылок, шлепая в уборную. — А твоя… мама… как? — старался не сильно интерес выдать.

— А что с ней? — озадаченно вторил друган.

— Не сильно на меня злится?

— С чего вдруг?

— Ну, — протянул я, выискивая как бы вернее озвучить мысль, — она вчера меня обвинила в твоём состоянии и…

— А-а-а, нет, — поспешно заверил Жека, — я её ещё не видел. Проснулся недавно, её уже нет, она ведь рано уходит.

— Ок, — покивал я уже у двери в сортир. — Просто не хотелось бы проблем для тебя…

— Да ты не бери в голову, она, наверное, в шоке была, я ведь такого никогда не выкидывал. Но ничего страшного, всё объясню, она поймёт…

Мне полегчало, правда ненадолго, почему-то следом разочарованием накрыло. Даже не понять с чего вдруг, а потом и злость подкралась.

— Ладно, щас глаза продеру, наберу, — брякнул я, сбрасывая звонок.

Уже в душе врубил прохладную воду, желчно осознавая, что без драчилова не снять не пойми откуда взявшееся напряжения. Нужно было не домой ехать, а к Маринке…

Руками по телу скользнул, пену сгоняя, но задев член, уверенно вернул на него ладонью.

Опять стоял колом!

Сдавил до приятной дрожи, по длине провёл, вызывая острое удовольствие и разгоняя пульсирующую кровь…

Лиза во всём виновата.

Особенно в моём невменяемом возбуждении.

Я из её квартиры сбежал, потому что промучился большую часть ночи. Не мог больше дышать Лизой, а там всё ей пропахло. С ума сводило, хоть вой.

Как быть рядом и не касаться её?

Бухой и пиз*ц возбуждённый — лучший набор на ночь глядя, рядом с той, кто сводила с ума.

Член больно пульсировал, а снять возбуждение некем.

Чуть к ней не вломился… Она виновата — пусть бы и помогала. И ведь меня реально накрыло тупой идеей. Остановился себя возле её комнаты. Почти за шкварник себя поймал возле двери, где как извращуга-кобель обтирался рядом, уже рыча от перевозбуждения и придумывая дельную причину какого х*а к ней вломиться.

Кроме «хочу трахнуть», ничего на пьяный ум не приходило, поэтому скрипя зубами, выпинал себя прочь.

Даже был горд собой. Зол и горд — не совершил проступка, а так бы… чёрт его выдал, чтобы натворил, и как бы потом перед ней и Жекой оправдывался.

Х*р знает, что в ней такого, но ЭТО самое меня сводило с ума.

Я конечно лёгок на стояк и до Лизы был, но с ней… вообще на ненормально остром уровне происходило. Кровь в венах лавой обращалась. Сердце в груди неистово долбилось. А мозг словно улетучивался, и только сперма в теле бушевала, ища выход.