Пожиратели тьмы. Токийский кошмар - Ричард Ллойд Пэрри

Как только я вернулась в Эльсинор, мне пришлось солгать самой королеве, обмануть ее, помимо своей воли.

– Что тебя печалит, Офелия? Ты сегодня бледная и рассеянная.

– Я вчера вечером занималась допоздна, – ответила я. – А потом плохо спала. – В действительности же я устала, потому что провела много часов без отдыха, гуляя с Гамлетом. Мои отлучки начали вызывать неудовольствие Гертруды, и она меня упрекнула.

– Мне не нравится, когда я зову тебя, а тебя не могут найти.

– Я была в саду, собирала растения для Элноры, – опять солгала я.

Вскоре Гертруда заподозрила, что у меня появился любовник. Она вызвала меня и попыталась застать врасплох.

– Принеси мне лавандовой воды, Офелия. И скажи мне, как его зовут?

– Я не понимаю, о чем вы, миледи.

– Ясно, как день, что ты влюблена. – Она взяла безделушку и покачала ею передо мной. – Разве ты не хотела бы носить этот гребень с бусинками?

– Нет, он вам больше идет, – ответила я, закалывая этим гребнем ее волосы и избегая ее взгляда.

– А он отвечает на твою любовь? Возможно, мое слово поможет проложить дорогу настоящей любви.

Гертруда делала попытки что-то узнать, а я отрицала, что влюблена. Как я могла сказать королеве, что хочу любви ее сына? Что мы часами беседуем и смеемся вместе? Что мы наряжаемся крестьянами, которые не должны подчиняться обычаям и могут сами выбирать своих возлюбленных?

Мне хотелось признаться во всем Элноре, но я была уверена, но ее преданность Гертруде сильнее нашей дружбы. Больше я никому не доверяла. И хотя я ничего не говорила, все подозревали, что у меня есть ухажер. Неужели моя внешность, как я ни старалась, выдает меня? Может, я что-то бормочу себе под нос? Я была уверена, что нет, но дамы все равно бросали на меня лукавые взгляды и старались догадаться, кто предмет моих желаний. С моей стороны это было нехорошо, но я позволяла им думать, будто мне нравится Горацио, так как его спасала безупречная репутация.

Гертруда понимала, что я ее обманываю, и, в свою очередь, начала держать меня на расстоянии. Меня больше не просили прислуживать ей и читать. Когда я впала в немилость, Кристиана быстро заняла мое место и настраивала против меня королеву.

Когда Гертруда снова заговорила со мной, тон ее был холодным.

– Мне сказали, что ты проводишь дни в окрестностях замка с каким-то незнатным парнем, переодетая в платье крестьянской дочери.

Ее ошибка была бы смешной, если бы мы прочли о ней в романтичной сказке. Мы с ней могли бы посмеяться над слепотой матери и пожалеть о судьбе неравных влюбленных. Но это была не выдумка. Я только опустила голову, пока королева изливала на меня свое разочарование.

– Так ты платишь мне за доброту, тем, что позоришь себя? – упрекала она. – Ведь наверняка при дворе нашелся бы какой-нибудь благородный кавалер, который тебе бы понравился.

Я была в отчаянии, что так низко пала в глазах Гертруды.

– В моей душе такое смятение, – воскликнула я, не в состоянии сдержать слезы. – Вы правы; я люблю того, кто мне не ровня. – По крайней мере, это было правдой. – Я буду с этим бороться, – пообещала я, снова солгав.

– Надеюсь, что ты опомнишься, Офелия. Такое безумие тебе не к лицу.

Я был уверена, что именно Кристиана шпионит за мной и рассказывает королеве то, что видела. Однажды, вскоре после выговора королевы, я застала Кристиану в своей комнате. Я боялась, что она обыскала мой сундук, где хранились подарки и письма от Гамлета. Но с облегчением увидела, что он по-прежнему заперт на замок. Я схватила свой домотканый костюм, лежащий под матрасом, и сунула ей в руки.

– Вот. Это то доказательство, которое ты ищешь?

– Зачем ты так позоришь себя в этих тряпках? – спросила она, недоверчиво ощупала платье, а потом бросила его на пол. – С другой стороны, не знаю, почему меня удивляет то, что ты любишь простолюдина.

Просто чудо, что Кристиана не обнаружила, что я люблю Гамлета. Мне следует благодарить Бога за ее неведение. Вместо этого я ненавидела ее за гордость, за ложь, за ее презрение ко мне, а мне следовало презирать себя за то, что я лгала Гертруде. Но я была ослеплена, рассудок мне отказывал, и я желала лишь отомстить Кристиане за ее жестокость по отношению ко мне.

Мне подсказала эту идею непристойная новелла о грешной любви, которую я когда-то читала Гертруде. Я сообразила, как можно, взяв ее за образец, устроить ловушку Кристиане, посеять раздор и всех запутать.

Я рассказала Гамлету о своем плане, умолчав о мотиве, так как не хотела, чтобы он считал меня слишком недоброй.

– Отличный замысел, достойный драматурга. – Я впитала его похвалу, как пчела пьет мед с цветка.

– Это поможет мне проверить истинность чувств Кристианы и двух ее ухажеров, – сказала я.

– И пусть они окажутся подобными фальшивым монетам, – ответил Гамлет. Я хотела сбить спесь с Кристианы, а Гамлет обрадовался возможности устроить ловушку для Розенкранца и Гильденстерна. – Это умерит их раздутые амбиции, – восторгался он.

– Но мы должны держать в тайне, что это мы все подстроили, – предупредила я, и Гамлет согласился со мной.

Наш заговор было намечено осуществить на пиру в честь двадцатилетия правления короля Гамлета. В этот вечер все будут веселиться и танцевать в масках. Готовясь к нему, мужчины и женщины одалживали друг у друга наряды и изобретали причудливые маскарадные костюмы. Взволнованная Кристиана собрала перья всех цветов и пришила их к маске, потому что обнаружила в своем кармане следующую записку:

Под этими стихами стояла подпись «Розенкранц», идеально подделанная Гамлетом. А я написала почерком Кристианы записку, которую Гамлет отнес сопернику Розенкранца. В ней говорилось:

В ночь праздника отсветы пламени играли на стенах парадного зала, и маслянистый дым поднимался от факелов из тростника. Ароматное вино рекой лилось из бочек, наполняло кувшины и кубки и исчезало в глотках придворных. Столы ломились от оленьих и свиных окороков, копченой рыбы и пирогов с мясом. Я выпила чуть-чуть вина, не так много, чтобы опьянеть, и сидела рядом с дамами, закусывая сливами и сладкими фигами. Из рук жонглера в толпе взлетало вверх одновременно несколько апельсинов. Плясуны, звеня колокольчиками, исполняли свои танцы под бой барабанов и пение волынок.

Король Гамлет смотрел на все это со своего трона, королева сидела рядом с ним. Поддавшись всеобщему веселью, он даже отбивал ногой ритм танца, а его обычно суровое выражение лица смягчилось. Старый Йорик уже умер, и теперь молодой шут смешил короля Гамлета, хоть он смеялся не так весело, как прежде.