Мне так хорошо здесь без тебя - Кортни Маум

– Après moi, le déluge.[11]

– Вот-вот. – Анна улыбнулась.

– Вообще-то, никаким «Старбаксом» тут пока не пахнет.

– Погоди, увидишь, скоро явится. А с ним и готовые завтраки в суперогромных пачках. И коляски-трости.

– Во Франции тоже продают коляски-трости.

– Ничего подобного! – У Анны даже глаза вспыхнули. – У нас принято возить детей в нормальных прогулочных колясках!

Между коммуной Сен-Клу и Версалем лежат полторы тысячи акров леса, бывшего некогда охотничьими угодьями французских королей. Лес носит мрачное название La forêt de Fausses-Reposes – «Лес ложных передышек». Злосчастные олени пытались спрятаться здесь за камнями и под деревьями от толп охотников-вельмож на конях, от рева рогов и собачьего лая.

– Можно вопрос? – Я смотрел в окно и думал о бедных оленях, которых неизменно настигала гибель. – По-твоему, мои работы… предсказуемы?

Анна посмотрела на меня:

– С чего ты это взял?

– Ответь честно.

– Без контекста не могу.

– Ты просто боишься сказать правду!

Анна пригладила волосы.

– О чем именно ты спрашиваешь? О замочных скважинах? Или о своей работе в целом? Нет, я не считаю твою работу предсказуемой. А выставка… Эта серия фактически написана по заказу. Она ведь не от сердца.

– Спасибо, – выдохнул я и положил ладонь ей на бедро.

Анна сразу окаменела. Я давно к ней не прикасался.

– Но вот что касается замочных скважин – да, – закончила Анна. – Они предсказуемы.

Я убрал руку.

– А почему ты спрашиваешь? Потому что эти картины покупают?

– Да нет… В смысле здорово, когда твоя работа пользуется спросом. Просто когда я увидел, как быстро они расходятся… – Я умолк, не зная, как продолжить мысль. – В общем, нет. Дело не в этом. Я тут говорил с Жюльеном. Хочу сделать нечто о политике. Точнее, об Ираке. Наверное, инсталляцию. В смешанной технике. Ну вроде… как раньше.

– Хорошо. – Анна поджала губы. – Но… Ирак?!

– Да, возможно, это немного перебор. Просто вот-вот случится что-то очень серьезное.

– Сказать «Ирак» недостаточно. Что именно ты хочешь о нем сказать?

Я понимал, что она права. Анна повернулась ко мне и добавила:

– Я не говорю, что это плохая идея. Будет замечательно, если ты вернешься к таким темам. Но ты так долго писал скважины, что я как-то не ожидала.

Я приободрился. В конце концов, я же хотел ее удивить.

– К тому же твоя выставка имела большой успех. Самое время рискнуть.

– Вот и я так подумал. – Я снова положил руку ей на бедро. – Однако Жюльен говорит, у меня «узнаваемый бренд». Он практически открытым текстом заявил, что в моем исполнении он готов продавать только дерьмо.

Анна пожала плечами:

– Ну так найди другого галериста.

– Боюсь, это будет предательством.

Анна вздрогнула. У меня упало сердце. Сколько раз за последние месяцы неосторожное высказывание слетало с моих губ, и в атмосфере тут же повисало нечто угрожающее. Предательство. Разврат. Адюльтер. У любого слова находилось второе значение, в любой фразе могла скрываться ловушка. Стоило мне заглушить презрительные голоса в голове и завести с женой обычную беседу, как я спотыкался и еще глубже увязал в липкой паутине своих ошибок. Что бы я ни говорил, все выходило невпопад.

Анна включила радио. Я забился в угол. Салон заполнили звуки чужих голосов.

К дому четы Рауль мы подъехали с уже восстановившимся душевным равновесием. На вечеринках мы с Анной – душа компании. Вечеринки – наш конек. Бокал вина в тонких пальцах, изящная расслабленная поза, на пухлых французских губах играет улыбка – моя жена особенно прекрасна, когда ее развлекают.

Хозяйка дома, шведка Синнев Рауль, подвизалась на поприще моды и стиля. Ее последний проект – интернет-магазин, торгующий мужскими носками, который она никак не могла запустить. За коктейлями мы рассматривали образцы и слушали ее стенания о плачевном состоянии творческого предпринимательства во Франции.

– Не могу взять кредит, – жаловалась она. – Вообще нигде. Новые начинания тут никому не интересны.

– Ну, в Швеции то же самое, – заметил ее муж Тьерри, держа в руках полосатый желто-синий носок.

– Там я хотя бы могла договориться напрямую с магазинами, чтобы мою одежду взяли на реализацию. Тут – нет! Сперва извольте зарегистрировать общество с ограниченной ответственностью, получить патент…

– И сделать тысячу ксерокопий, – вставила моя прекрасная дама.

Мы с Синнев расхохотались. Нельзя познать кафкианских масштабов французской бюрократии, пока не устремишься за Святым Граалем натурализации – le titre de séjour[12]. Существуют группы взаимной поддержки для иммигрантов, которые всерьез задумались о суициде после травматического опыта, пережитого в стенах французской префектуры. Я сам однажды четыре часа просидел в душном, как бункер, коридоре муниципалитета, чтобы выяснить, что допустил непростительную оплошность – принес четыре черно-белые копии британского паспорта вместо пяти. Стоящий в коридоре ксерокс принимал только монеты в пять евроцентов, которые в стране в принципе не были в ходу, и, конечно же, мадам не разменяет банкноту в пять евро и уж точно не позволит воспользоваться служебным ксероксом, даже за дополнительную плату, – что за возмутительные предложения! Идите делайте копию, где хотите, записывайтесь заново и приходите, следующее свободное окно через четыре месяца. Vive la France![13]

– Мне нравятся вот эти, – сказал я, рассматривая белые носки в кремовый горошек.

Синнев улыбнулась:

– Если мой проект когда-нибудь взлетит, я намерена привить французским бизнесменам чувство юмора. Вот вы, британцы, знаете толк в носках.

На ужин подали запеченного лосося с отварной свеклой и салат из цикория с лесными орехами и голубым сыром. Пили божоле – к счастью, удачного года, так что оно не отдавало сушеными бананами. Тьерри, занимавшийся маркетингом, веселил нас байками о новом клиенте своей компании – немецком сервисе «экологически чистых» лимузинов, который пытался выйти на французский рынок с парком гибридных автомобилей, работающих на растительном масле.

– Все бы хорошо, да вот беда: прокатишься на таком лимузине и весь вечер благоухаешь как ведро картошки фри.

Анна рассказала, как продвигается дело ее беременных алкоголичек. Бутылка вина прошла по рукам, все прикинули, как будет выглядеть на этикетке значок с пьющей беременной. Когда ужин дошел до сыра, разговор обратился к моим проектам. Тьерри извинился за то, что не смог прийти на выставку.