Мне так хорошо здесь без тебя - Кортни Маум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы поженились на мысе Кейп-Код в том самом доме, где год спустя Анна листала книги о беременности, а я писал «Синего медведя». На свадьбу она надела белое платье, которое покупала для бала дебютанток в Париже, и искрящиеся резиновые балетки-мыльницы. Мы устроили барбекю и напились, а после, валяясь на пляже под пледами, на десерт съели самодельное печенье из воздушного риса. Получился милый маленький праздник. Простой. Дурацкий. Очень в нашем духе. Мы легли спать на рассвете в комнате с выкрашенным в белый цвет дощатым полом. Анна уснула у меня на груди. Я водил пальцем по гладкому золотому ободку, нагретому теплом ее тела, по ее кисти, слушал ее дыхание, пока не заснул с улыбкой на губах. Меня совершенно не пугала абсурдная перспектива провести остаток жизни с этой женщиной. На самом деле любовь не ослепляет, она делает человека оптимистом.
Я не позвал на свадьбу родителей – вернее, не стал особо настаивать, чтобы они приехали. В отношении моего существования Эдна и Джордж Хэддон всегда придерживались политики laissez-faire[10]. Формой выражения любви ко мне для них было полное и безоговорочное принятие моих жизненных решений. Мы договорились устроить неформальное празднование у них дома в Хэмел-Хэмпстед, как только приедем, а пока они хотели от нас лишь звонков, открыток и фотографий.
Что же касается родителей Анны… О том, что Анна вышла за меня замуж втайне от них, я узнал дней через десять после свадьбы. За обедом она вдруг взяла и расплакалась. Я поначалу решил, что она расстроена поведением наших друзей – накануне мы устраивали дома вечеринку, и кто-то курил в туалете, а это для Анны было вопиющим неуважением. К тому же она не любила есть то, что приготовлено не сегодня, а обедали мы вчерашней курятиной. В общем, были причины для огорчения, но оказалось, что все куда серьезнее. Она не сообщила своему семейству – оплоту рафинированной французской буржуазии, – что вышла замуж за мужчину скромного достатка, не планирующего стать ни банкиром, ни консультантом (ни даже директором по маркетингу!), а желающего просто быть счастливым, жить полной жизнью, пить вино и заниматься любовью с их дорогой единственной доченькой.
Я был в бешенстве. В течение нескольких месяцев Анна делала вид, что регулярно ведет с родителями задушевные беседы по телефону, готовя их к своему предстоящему бракосочетанию и вечному союзу сердец с британским простолюдином. Как выяснилось, на том конце провода была Эстер, на чьи плечи легла задача подготовить почву для моего представления чете де Бурижо в качестве серьезного претендента на руку и сердце их дочери, имеющего самые благородные намерения. Как только отец невесты (жены) даст согласие, свадьба будет сыграна (заново) в летней резиденции семьи в Бретани в присутствии всех родственников, друзей, чад и домочадцев.
Меня взбесило не только то, что жена это от меня скрыла, но и чудовищное мещанство всей затеи. Я всегда находил снобизм Анны обворожительным, я с улыбкой наблюдал, как благовоспитанная дочь возмутительно богатых родителей живет двойной жизнью: днем она образцовый помощник юриста в серьезной фирме, вечером – отвязная любительница виски. Однако теперь в полный рост встал вопрос географии. Если мы переезжаем в Париж, как собирались, ее родители станут играть в нашей жизни совсем другую роль. Из далеких, почти мифических персонажей, объекта шуток за коктейлями они превратятся во вполне реальных тещу с тестем – шумных назойливых родственников, которые вечно звонят, приходят в гости по воскресеньям и имеют влияние на мою жену.
Изначально мне нравилось то, что мы поженились в каком-то сарае, без оглядки на родителей и на прошлое с обеих сторон. Мы полюбили друг друга и вступили в брак, послав весь мир к черту. Но, глядя, как Анна всхлипывает над тарелкой нетронутой курятины, я понял, что так просто отгородиться от мира не выйдет. Я задумался о том, что ждет нас по ту сторону океана.
После нескольких слезных телефонных разговоров мы получили по почте два билета из Бостона в Париж и обратно. Пришло время познакомиться с родителями.
Наш первый официальный визит пришелся на длинные октябрьские выходные. Из аэропорта мы поехали прямиком к родителям в их дом в Ле-Везине – полчаса езды от Парижа. После серии неловких поцелуев в щечку и расшаркиваний – «ну вот, наконец-то и познакомились» – мы вышли в патио, где мадам уже приготовила аперитив. Разговор старательно обходил «слона в саду»: после живого обсуждения мы пришли к выводу, что октябрь в этом году необычайно теплый.
Я быстро понял, чем именно занимались де Бурижо в течение месяца перед нашей встречей: они составляли список достоинств и недостатков Ричарда Хэддона.
ПЛЮСЫ:
– свободно говорит по-французски (почти без акцента, если верить Анне);
– человек культурный, разбирается в искусстве;
– европеец;
– Анна его очень любит;
– вроде бы тоже любит Анну;
– много путешествовал.
МИНУСЫ:
– с его профессией на жизнь не заработаешь;
– выходец из семьи скромного достатка (вероятно, плохие зубы);
– мы его не знаем (и зубы у него наверняка плохие);
– не француз;
– не католик;
– не богат.
С первым блоком вопросов я справился на отлично: тот факт, что мои родители счастливо женаты уже сорок лет, ощутимо улучшил мое реноме – так же как и остаточное знание испанского, поскольку в графе «знание языков» теперь стояла цифра три. Но я вступил на скользкую почву, когда господин Ален де Бурижо поинтересовался, каким же именно искусством я занимаюсь.
– Поп-культурой, пап, – ответила Анна, заправляя прядь волос за ухо. – Он как Мишель Уэльбек, только в изобразительном искусстве.
Услышав это, я чуть не поперхнулся белым бургундским.
– Вообще-то моя сфера – политический поп-арт, – сообщил я, решив, что терять уже нечего. – Я… провоцирую людей на то, чтобы они задумались.
Чета де Бурижо смотрела на меня без всякого выражения, явно ожидая подробностей. Но я не мог назвать ни одну из своих работ, не выставив себя кретином.
– Он сейчас делает дипломный проект, – вмешалась Анна. – Про взлет и падение популярных символов. Как одно движение перетекает в другое, как формируются тренды. Вот например, – Анна накрыла мою ладонь своей, – например, он сделал серию матрешек, в которой прослеживается путь коммерциализации пищевой индустрии начиная с культа Марты Стюарт.
Мадам де Бурижо склонила голову набок:
– Надо же, как интересно. А это вообще кто?
Обед прошел без инцидентов. Когда последний кусочек красной рыбы исчез с расписного фарфора, мадам сказала, что они с Анной, пожалуй, помоют посуду перед десертом. Между прочим, обед, помимо основного блюда, состоял из супа, закусок, сыра и салата, так что грязной посуды было много. Я нутром почуял, что сейчас нас с тестем ожидает разговор по душам.