Бом Булинат. Индийские дневники - Александр В. Кашкаров

это означает разгрузочный день, то есть питаемся исключительно фруктами. Во-первых, это позволяет экономить, во-вторых, по словам Арсения, укрепляет здоровье, в-третьих, это хоть как-то позволяет ориентироваться во времени. Поэтому, когда я целый день вместо нормальной еды ем фрукты — это значит, что сегодня начало новой недели и, придется ехать на рынок за бананами и папайей, которую в совершенно диких количествах истребляет мой друг.

Наконец-то что-то стало на свои места: мы решили остаться там, куда изначально вселились, в принципе тут неплохо, пальмовая роща подходит к самой веранде, пляж в двухстах метрах и большое бунгало с черепичной крышей и просторной верандой. И наконец-то съездили в Чапору, где наш друг, Шульц, подмутил нам пару модных, абсолютно новых мопеда «Honda Аctiva». Заценили русский ресторан «Баба Яга» — обычная индийская клоака, только на стенах висит несколько плакатов совковых времен, связка бубликов, а повариха сказала мне: «А ну-ка, подвинься, дорогой!», когда я встал в дверях, a пара русских, местных друзей Шульца, оба чем-то обглюченные, лакомились сырниками.

По пути в Чапору, на арамбольской автобусной остановке видели мертвого индуса, он лежал, прислонившись к стене в неестественной позе. Вокруг шла обычная жизнь, кто-то покупал бананы, кто-то смеялся, кто-то пил утренний чай; мертвеца никто не замечал, как будто его там и не было.

Вечером нам рассказали, что накануне был какой-то местный праздник и этот индус напился — сердце бедняги не выдержало обратной дороги по жаре, и он упал замертво, не дождавшись автобуса.

За нашей дверью несколько туземцев под командованием кривоногого Мануэля строят спроектированный нами тент из бамбука. Работа кипит — то и дело слышны суетливые команды Мануэля рабочим.

Этот сухой черный туземец, уроженец здешних мест, небольшого роста с короткими курчавыми, наполовину седыми волосами, неизменно в своей потертой до дыр грязной майке-алкашке, в засаленных шортах, по-английски все-таки говорит. Но вместо «I» употребляет «My», что в русском эквиваленте означало бы не «Я», а «Моя». Еще он знает три-четыре выражения, наиболее употребляемое из которых «My happy»[35].

На днях мы ему сказали, что неплохо бы убрать кучу мусора перед нашей верандой, в которой нежатся свиньи. И, вообще, расчистить чуть-чуть территорию. Потом было бы кстати установить тут тент из бамбука, поставить стулья, столики и развесить гамаки, и тогда все смогут проводить здесь райское время в часы сиесты. А главное, будет красиво, и туристы потянутся сюда рекой, и бунгало можно будет сдавать дороже.

Последнее его убедило окончательно. Мануэль загорелся этой идеей, и вот уже три дня здесь бурлит работа. Мы уже жалеем, что рассказали ему все это, так как куча не была убрана, а просто переехала на три метра дальше, а туземцы воздвигают какое-то аляповатое сооружение из пальмовых бревен, грозящее развалиться прежде, чем закроет нам остатки вида на пальмовую рощу.

Monsoon

Сегодня, как я уже говорил, начался разгрузочный день. Но, поразмыслив и как следует проголодавшись, передумали. И в данный момент я разделываю курицу, еще пятнадцать минут назад топтавшую песок двора. За ней Арсению пришлось съездить на небольшую куриную ферму. Вернувшись, с восторженном видом он сказал мне: «Дружище, какой это кайф нестись на мотике по петляющей дорожке, обсаженной пальмами! За океаном рдеет закат, в ушах играет музыка. Мимо проносятся пустынные пляжи, сверкает океан в лучах заходящего солнца, покрытый синей дымкой у самого горизонта, в лицо бьет теплый воздух и лучи вечернего солнца, очки делают все четким и контрастным. Можно позволить себе даже чуток порокерить!». «Ты что, покурил перед выездом?». «Ага». «В общем, это ничего не меняет».

До позднего вечера мы пировали на пляже. Лежали на песке возле костра и, слушая шум океана, смотрели на непривычное звездное небо — созвездие Кассиопеи буквой «W» здесь перевернуто как-то вбок и вкривь, так что надо еще его отыскать, а само небо кажется намного ближе.

* * *

Незаметно подкрался канун католического рождества. Поэтому нам пришлось съездить на Flea Market[36], для меня это подвиг — я ненавижу рынки. Но надо было облагораживать грязное бунгало Мануэля, раз уж мы решили провести в нем еще больше месяца.

Fleа Market — самое не подходящее место для покупок, на котором отовариваются все туристы, в том числе и отечественные, отчего он имеет некоторое сходство с «Черкизовским». Огромное пространство возле берега, неподалеку от Анджуны, уставлено палатками, и подъезжая к этому рынку, кажется, что едешь вдоль лагеря албанских беженцев.

Между рядами с сувенирами, тряпками, одеждой и прочим толкаются туристы и такое же количество свободных торгашей, которые подбегают и принимаются стучать в таблы непосредственно рядом с вашими ушами, покрикивая: «Cheap, my friend! Verrrrry cheap!»[37] То же самое проделывают продавцы дудочек и прочих музыкальных псевдоинструментов. Помимо этого ходят какие-то мужики — показывают на уши, потом хватаются за одно ухо, засовывают в него палочку, а, высунув, демонстрируют неимоверное количество ушной серы, потом требуют деньги… Иногда они гордо показывают документ, похожий на водительские права, на котором обозначено, что это не просто какой-нибудь Абу из Мапусы, а профессиональный, лицензированный «Доставатель ушной серы». Высматривая товары, приходится все время материться на продавцов тамтамов и мальчишек, которые то и дело норовят протереть резиновые шлепанцы черным гуталином.

С неимоверным усилием воли я таскался по пространствам рынка, периодически вздрагивая от таких фраз: «Мань, глянь! Глянь, какие шортенции, а? Возьмем, а Мань?», на что Маня, упитанная хохлушка лет под сорок, кричала: «Ах, шорты! Ты ребенку плавки смотри, дурак!».

Все отечественные туристы мужского пола ходят по «маркету» с неизменной бутылкой пива. Индийцев, по привычке, называют «чурками» или «неграми». Еще они привнесли сюда обычай из Турции одевать несколько маек или шорт на себя, расплачиваясь только за один экземпляр. Их привозят тоннами на автобусах, выгружают, а через пару часов загружают обратно, поэтому они перекрикиваются между рядами, обнаружив что-нибудь «экзотическое», и всегда очень суетливо бегают. И все же мы купили два гамака и три тряпки, чтобы задрапировать стены бунгало.

Мы спешно отправились в Чапору, где встретились с Шульцем. Он жил неподалеку на задворках обычного лысого бетонного поселка с черепичными крышами. В доме было три комнаты, стеклянный стол, которым гордился Шульц, и телевизор с кучей кабельных каналов. Я немедленно залип у телека, бесконечно терзая пульт. Пришел Нияз и засел за рисование афиш на мятом ватмане для оформления утреннего меню «Бабы Яги». Арсений пытался выяснить, что