Дорогая Венди - Э.К. Уайз

Венди следовало каждый вечер готовить дочь к тому дню, когда Неверленд попытается забрать её, а вместо этого она рассказывала ей только половину правды, спрятанную в сказках.

Прикрыв глаза рукой, она осматривает изгибающуюся линию пляжа. Там, где земля уходит из виду, выступает на фоне неба нос корабля, наклонённый под немыслимым углом. За спиной остроконечная горная вершина растёт из леса, по которому разбросаны вперемешку лиственные, хвойные и тропические породы деревьев. На миг кажется, будто над деревьями по небу плывёт лента темноты. Венди щурится, пытаясь разглядеть. Стая скворцов, которые летят, как единое целое? Нет. Дым. Будто что-то горит в центре острова.

Смутно вспоминается, как Питер обещает показать нечто, какой-то секрет, и это обещание – как сладкое, сочное, восхитительное яблоко, которым он дразнится, не давая в руки. Он покажет, если она будет подчиняться его правилам. Так он показал тогда или просто солгал, как обычно?

Венди снова смотрит вверх, но уже не может разглядеть ту тень, чем бы она ни была. Дым уже рассеялся, будто стая птиц улетела прочь. Словно это что-то живое.

Она опускает руку, отгоняет эту неприятную мысль и снова смотрит на деревья. Если бы Джейн сейчас была с ней, она указала бы на различия в листьях и коре, поделилась бы такими вещами, о которых Венди никогда не узнала бы, если бы не дочь. Она скучает по объяснениям Джейн, по её упорядоченному миру, и трёт лицо, чтобы сосредоточиться.

Наверняка здесь можно пробраться сквозь заросли и выйти в закрытую лагуну на другой стороне острова. Если, конечно, тут всё не изменилось с тех пор, как она покинула остров, если Питер не стёр карту Неверленда и не нарисовал её заново.

Венди достаёт чулки из ботинок и натягивает их на перепачканные в песке ступни. Вдевает ноги в ботинки и поворачивается к воде спиной. Птичий гомон стихает, когда она входит под деревья. Они её узнали? Венди вернулась домой. Когда-то это в самом деле был её дом. Невозможно это отрицать – на самом деле, отрицание может навредить Джейн ещё сильней. Нужно принять своё прошлое и использовать всё, чему она давным-давно научилась здесь, чтобы спасти Джейн и вернуть целой и невредимой.

Лондон, 1918

Слёзы тихо текут по щекам Венди, пока бритва скребёт по черепу. Стыд переполняет её: глупо плакать по такой мелочи, но она не может избавиться от чувства, что у неё отбирают какую-то очень важную часть. У неё были волосы и был выбор: длинные или короткие, аккуратно заколотые или свободно распущенные – а теперь у неё нет никакого выбора.

Пряди разбросаны по кафелю, изогнутые, как знаки вопроса. Вши – так заявила сестра, которая орудует бритвой, но при этом так поджала губы, что было ясно – врёт. Если бы дело было во вшах, в комнате бы толпились пациенты, ждущие очереди на бритьё, но здесь только Венди и сестра. Это не для избавления от вшей и не во имя здоровья; это наказание.

Джеймисон обвинил её в воровстве. Венди даже ни разу не видела то, что якобы украла. Она видела только выражение лица, когда он показывал «доказательство» доктору Харрингтону, собрав ладони чашечкой и наклонившись так, чтобы ей не было видно.

– А что другая девушка? – спросил доктор Харрингтон. – Вы говорите, она тоже замешана?

Нет ничего удивительного в том, что Джеймисон попытался впутать и Мэри. Он ненавидит их обеих – за их пол, за цвет кожи Мэри, за то, что они способны улыбаться и смеяться, что беседуют, соприкасаясь лбами, что делятся историями и секретами. Впрочем, Венди подозревает, что вообще-то Джеймисону не нужны доказательства собственной правоты; жестокость – сама по себе награда.

– Мэри тут ни при чём, – торопливо сказала Венди. – Я сама.

В глазах доктора Харрингтона – сомнение, Джеймисон смотрит с насмешкой, но какая разница? Всё обвинение построено на лжи. Вообще-то, Венди воровала постоянно, но на этих кражах её не ловили. Что бы там Джеймисон ни принёс в качестве доказательства, он сам это и подложил, но кому из них поверят скорее? Уж точно не девушке, которая придумывает сказки о воображаемом острове.

Так что теперь Венди пристёгнута к креслу кожаными ремнями вокруг лодыжек и запястий, хотя она и не пыталась вырваться. Падает последняя прядь, как осенний лист с дерева. Голове зябко в пустоте выложенной плиткой комнаты. Вдруг вспоминается, как Питер касался её волос, называл древесной феей, обещал представить Королеве Дриад. Но обещания не сдержал – отвлёкся на другую игру.

Венди фыркает – горький смешок, который она сразу обрывает, переводя в кашель. Щелчок, бритва закрыта. Пока сестра расстёгивает ремни и ведёт к двери, Венди смотрит только прямо вперёд. Когда они идут через комнату отдыха, прочие пациенты вздрагивают, быстро отводят взгляд или машинально прикасаются к своим волосам. Венди пробегает глазами по комнате, но Мэри здесь нет.

Она надеется, что Мэри хватит ума не высовываться. Пусть Венди и твердила, что совершила преступление в одиночку, нетрудно представить, что Джеймисон отыщет какой-нибудь иной способ мучить Мэри, пока бреют Венди. Они сильнее, когда вместе, Венди это уже поняла, даже если их только двое. Джеймисон редко нападает на них, когда они вдвоём, поэтому вечно пытается их разделить.

Венди отлично научилась вмешиваться, отвлекать и, если необходимо, переводить внимание Джеймисона на себя. Джеймисон не слишком хитёр. Если она замечает, как он шепчется с другими санитарами или просто поглядывает на Мэри, то понятно, что пора действовать. Однажды Венди спрятала немного чистящего порошка в один из многочисленных временных кармашков, пришитых к платью. Крошечная щепотка этого порошка в чае Джеймисона – слишком мало, чтобы по-настоящему навредить, но достаточно, чтобы его затошнило – спасла Мэри в тот раз. В другой раз (этим случаем Венди особенно гордилась) метко брошенный камень потревожил осиное гнездо на дереве, под которым Джеймисон обычно курил, и ему пришлось с воплями спасаться бегством.

Она улыбается при этом воспоминании, но радость победы живёт недолго. Джеймисон так и не смог доказать, что тошнота и осиные укусы были её рук делом, но ей всё равно пришлось поплатиться за это: синяками в местах, где доктор не заметит, ударами, не оставляющими следов. Однажды она провела почти два дня, запертая в маленьком шкафу для припасов, пока Мэри не придумала, как её вытащить. Подозрения уже достаточно. А может быть, как и всегда, когда он выбирал её в жертву, он бы наказал её, неважно, виновна она в чём-то или нет.

Теперь, пока сестра ведёт её по коридору, приходится держаться изо всех сил, чтобы не ощупывать голову – но она не доставит сестре такого удовольствия. На ум приходит воспоминание, как она сидела на камне в лагуне, и одна из русалок плела ей косу, украшая ароматными цветками с плотными белыми лепестками, блестевшими на солнце… Венди смаргивает и вздергивает подбородок.

Только оставшись одна в палате, она позволяет себе провести рукой по макушке. Остатки волос щетинкой колют руку. Венди садится посередине узкой кровати и подгибает под себя ноги. Закрывает глаза, укладывает руки на колени, выпрямляет спину. Прошло четырнадцать лет, но она всё ещё способна вызвать ощущение ветра по коже, волос, развевающихся при полёте вокруг головы, словно змеиное гнездо. Волосы у неё теперь тоже отняли, как и многое другое.