Дорогая Венди - Э.К. Уайз

– Я… – она собирается сказать «нет», но Питер снова её обрывает, мешая ответить:

– Конечно, её зовут Венди. Она будет нашей мамой.

Он упрямо сжимает губы. Так он выглядит гораздо старше, чем кажется из-за худобы, но только на минутку – потом он снова криво ухмыляется.

– Правда же, Венди? Ты наша мама, будешь нам готовить, рассказывать сказки и ухаживать, когда заболеем.

– Я не умею готовить, – выпаливает она и даже не совсем врёт.

Она и правда только начала учиться у Кухарки и ещё ни разу не готовила ничего самостоятельно. Добрую половину времени на кухне она отвлекается на рассказы Кухарки о том, как та жила в Канаде до переезда в Англию. Пока мамы нет рядом, чтобы приглядывать за ними, а иногда даже при ней легко уговорить Кухарку рассказать про Звёздного мальчика, про Верхний народ, который живёт на небе, или про разнообразных птиц, животных и растения, которые встречаются в Канаде и которых нет в Англии.

А вообще-то, какая разница, умеет она готовить или нет? С чего это Питер раздаёт команды и приказывает, что делать и кем быть? Она не собирается быть ничьей матерью ни сейчас, ни, возможно, вообще, и между прочим, половина этих мальчишек старше её. Она открывает рот, чтобы высказать всё это, но Питер и теперь её перебивает:

– Не придуривайся. – Он хватает её за руку и обрывает спор, не дав ему начаться.

Питер тащит её за собой, так что приходится или идти за ним, или свалиться и наесться песка. Он почти бежит, а она слишком растерялась и запыхалась, чтобы сопротивляться. Мальчишки идут за ними, болтая и пихаясь по пути.

Питер ведёт их с залитого солнцем пляжа. Она оборачивается и успевает впервые разглядеть целиком корабль. Вообще-то это половинка корабля, выброшенного на берег, как выбеленный солнцем скелет чудовищно большого кита. Одна мачта уцелела, остальные разломаны пополам. На верхушке целой мачты плещется флаг. Время, солнце и дождь превратили его из чёрного в серый, но когда ветер расправляет его, девочке ухмыляются череп и скрещённые кости.

Пираты. Отец прочитал с ней «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона после того, как они сходили посмотреть на корабли в гавани. История ей понравилась, так что она попросила маму тоже рассказать историю про пиратов. Мама всегда сама придумывала истории, а не брала из книги, но они были точно такие же настоящие, как и книжные, как будто они всегда существовали, а мама просто их вспоминала.

Раньше она умоляла маму показать ей книгу, где написаны все эти истории, потому что была уверена, что эта книга где-то спрятана и что в ней должна быть куча самых красивых и самых страшных картинок в мире. Все истории собирались в одну – про приключения Белого Воробья и Ловкой Швейки. В маминых рассказах могло случиться что угодно.

Когда до неё дошло, что на самом деле нет никакой книги, она решила, что в таком случае Белый Воробей или Ловкая Швейка вполне могут встретить команду подлых пиратов в следующем приключении. Но как только она это предложила, мама изменилась в лице, взгляд стал мрачным, и она сказала, что хватит на сегодня рассказов. С тех пор просить рассказать о пиратах дочь боялась.

Когда она подросла, сказок на ночь стало меньше, но иногда она ляпала что-то такое, от чего та же туча заволакивала мамины глаза. Нельзя было угадать, что вызовет эту тучу и о чём лучше не спрашивать. Мама не кричала, даже не сердилась, но повисала такая тишина, что становилось ещё хуже. В такие моменты она будто уплывала куда-то – туда, откуда могла и не вернуться назад.

– Пошли. – Питер тянет за руку, увлекая к опушке леса.

Высоко над ними в голубом небе виднеется пятнышко, будто дымок, едва различимый на фоне небесной сини. Песок под ногами сменяется землёй, утоптанной тысячами шагов. Они будто шагнули в совершенно иной мир, вступили на ровную линию, ведущую от пляжа и уходящую под деревья. Девочка смотрит на плотный навес ветвей над головой, успевает заметить всполох красного и голубого – наверное, птицу. Она пробует распознать деревья по листьям и коре, но не видит ничего знакомого, а Питер идёт слишком быстро, так что она не успевает ничего рассмотреть.

– Вот тут мы живём. – Питер останавливается так резко, что она в него врезается.

Дыхание перехватывает – на миг девочка забывает всю свою злость. Меж ветвей раскинулся замок с башенками, лестницами и укреплениями. Мостики, платформы и переходы опасно кренятся, приткнувшись к стволам и веткам: некоторые из них выглядят совсем новыми, а некоторые – очень древними. Всё это выглядит так, будто выросло, а не было построено – кроме тех частей, которые, очевидно, раньше были кусками корабля на берегу. Кое-что вырезано прямо в живых деревьях или сплетено из ветвей, которые всё ещё растут из ствола.

Всё целиком смотрится так, будто здесь начинали строить, забрасывали, вновь возвращались, и так много раз на протяжении бесчисленных лет, так что ничто не сочетается друг с другом. Самое большое единообразие сохраняет ограда из длинных кольев, с двух сторон окружающая лагерь. В центре среди деревьев расчищено пространство, где располагается костёр с чугунным котелком – наверное, котелок тоже утащили с корабля.

– Тут ты будешь для нас готовить, – говорит Питер.

Он сияет, будто выдал что-то очень умное, а у неё вновь кружится голова, и это вовсе не приятно. Кровь вскипает от макушки до пят, бросается к щекам.

– Я же сказала, я не умею готовить! – Она выдёргивает руку и топает.

Он всё ещё не объяснил, где расположен Неверленд и почему он зовёт её маминым именем – да он вообще не слушал ни единого её слова. Он ни разу не спросил её мнения – только приказывает, будто его слово здесь закон, который скрепляет воедино это место и делает вещи настоящими; с неё довольно.

Мальчишки вокруг притихли с круглыми глазами: что она сделает? Что он ответит? Глаза Питера, в тени серые, как разгулявшаяся гроза, ещё темнеют, и в них уже не обида, а злость. Это угроза, она очень хорошо видит её и радуется, что не толкнула его, хотя очень хотелось.

– Хватит. – Питер снова хватает её за руку, впиваясь ногтями, и девочка не может сдержать тихий испуганный вскрик.

Когда он отпускает её, на коже остаются красные полумесяцы. Так же быстро, как и пропала, на его лицо возвращается улыбка – самая сладкая вещь на свете, как сахар, что плавится в медном котелке. Девочка вновь чувствует, что краснеет, и необъяснимо хочется простить Питера, так же сильно, как мгновение назад хотелось его оттолкнуть.

– В готовке ничего сложного, – мягко, терпеливо уговаривает Питер. – Смотри, я покажу, как надо.

Он смотрит на неё из-под ресниц и подбадривает улыбкой. Вопреки всему девочке становится любопытно, и она подходит ближе. Когда её учила Кухарка, у них были чёткие правила, но в действиях Питера нет ни следа той научной точности, только чистый хаос. Он хватает листья пригоршнями и бросает в котелок не глядя. Она пробует распознать листья, чтобы подбодрить себя: дуб, рябина, ясень. Эти деревья привычны ей, но есть ещё листья, похожие на красный сандал и джамболан – эти она ни разу не видела вживую, но часами рассматривала с отцом на картинках из его книг. Все эти деревья не должны расти рядом.