Гиперборей - Юрий Никитин

— Уступи увальня мне! — крикнул он Мирошноману.

— Он твой, — вскрикнул тот с облегчением.

Проповедник ловко прыгнул между ними, отразил бешеный удар,уклонился, начал парировать страшные удары огромного славянина, холодноотыскивая брешь в защите.

Славянин ревел, как бык, огромным мечом рассекал воздух, какпрутиком. Морш все чаще увертывался, а сам ловил удобный момент. Вдруграздосадованный славянин схватил меч двумя руками, ударил внезапно и сострашной силой. Морш словно ждал, нырнул под руку гиганта, меч просвистел рядомс его ухом, вошел по рукоять в землю. Славянин медленно опустился на колени,его огромные ладони судорожно зажимали широкую рану на животе. Горящие глаза созлобой смотрели в смуглое чужое лицо, изо рта вырвался хрип:

— Я буду ждать тебя у врат! Я тебя запомнил...

Морша передернуло:

— К счастью, нам в разные места.

Славянин рухнул вниз лицом. Мирошноман, отступая под градомударов, крикнул озадаченно:

— Хороший удар! Такой воин, а попер в проповедники?

Морш оскалил насмешливо зубы: старый воин по природной тупостидумает, что его работа — лучшая в мире! Он повернулся к Мирошноману спиной, онимолча отражали натиск. Воздух был заполнен стонами, горячим запахом крови.Далеко на краю поляны послышался отчаянный крик Гульчи, торжествующе проревелбоевой рог.

Внезапно появился озаренный багровыми бликами от догорающегохрама огромный, обнаженный до пояса человек. Литые мускулы в лунном светевлажно блестели, в руке хищно покачивался длинный харалужный меч, глаза горели,как две звезды. До пояса он был в крови, словно вброд переходил кровавую реку.

— Вы пришли похабить наши святыни! — закричал онгромко. — Так пусть же ваши боги защитят вас!

Он неуловимым движением подхватил с земли дротик, швырнул,крикнул вслед:

— Держи!

Морш подставил щит, успев заметить синеватую искорку наконце дротика: закаленный, должен щелкнуть по железным пластинам, нашитым набуйволиную кожу. Морш даже видел место на земле, куда упадет отскочившийдротик...

Страшный удар, от которого мгновенно онемела рука. В грудиполыхнуло огнем. Вспыхнули звезды, и он с ужасом понял, что копье, пробив щитсловно кленовый лист, глубоко вонзилось ему в грудь, раздробив кости.

Олег перешагнул через поверженного, сказал с тихой яростью,не спуская глаз с Мирошномана:

— Ну, обрин... Ты считаешь себя умелым бойцом?

Мирошноман взревел, нагнетая боевую ярость, вцепился зубамив край щита, краем глаза наблюдая за пещерником. Тот насмешливо улыбнулся, иМирошноман, устыдившись, бросился вперед, размахивая саблей. В груди былохолодно, словно проглотил глыбу льда, он знал — от врага не уйти. Он рубил,орал, плевался, затем в глазах блеснул ослепительный свет, и Мирошноман неуспел понять, что меч разрубил ему голову вместе со шлемом.

Стучали топоры, журавлевцы спешно возводили ноый храм.Ревели волы, затаскивая на холм тяжелые бревна. Утоптанная площадка была залитакровью, ее посыпали свежесрубленными молодыми веточками. Своих павших несли накраду, чужих мертвяков оттаскивали на корм зверю.

Солнце висело высоко над головой. Племенной вождь Громодаробходил Лысую гору, придирчиво пересчитывал собранное оружие. На местесгоревшего храма пока что набросали горку из отрубленных голов, отдельно насухую бересту снесли срамные уды обров, дабы враги даже в подземном мире неслизнаки бесчестия. Их сожгут вечером, когда придут бабы, а головы подождут чутьдольше — до часу, когда вокруг храма поставят высокий частокол.

Посреди утоптанной площадки жарко полыхали костры, навертелах медленно поворачивали, подставляя жару попеременно то спину, то бока,оленьи и кабаньи туши. В двух огромных котлах варилась уха, а на краю поляны, втени деревьев, волхвы врачевали раненых журавлевцев. Снизу у подножия холматоскливо выли бабы, никого не пускали — рано.

Старейшины расселись на обгоревших бревнах, степеннообсуждали — как заново строить храм. Олег сидел рядом с ними, свой огромный мечвоткнул в землю, на крестообразную рукоять повесил ожерелье из оберегов.

— Вам начхать на дулебов, — говорил он медленно,словно тащил на гору огромный камень. — Вам нет дела до прочих племенславянского корня... В самом деле, чем они лучше обров, гуннов или готов?Каждое племя за себя, один Род за всех! Но мне боги поведали, что обры, которыесожгли храм, — не просто грабители. Не за данью, не за добычей явились —мы все ходим за данью, добычей, славой, честью! Обры пришли уничтожить нашуверу начисто, извести весь славянский народ под корень...

Его слушали с недоверием. Отмахнулись бы вовсе, но странныйпещерник показал себя великим воином: для боя выбирал только сильныхпротивников, слабых уступал другим.

— Откуда они? — спросил Громодар.

— Это неважно, — отмахнулся Олег. — Главное —вера. Киммеры явились — наших богов не тронули. Скифы — дань взяли, но богов незадели. Гунны — не трогали. Не трогали савиры, сарматы, аланы, роксы, агафирсы,гелоны... Всем нужна была добыча, а не наши святыни. А что сотворили обры?

Вождь тяжело поднялся, в задумчивости почесал волосатуюгрудь крепкими ногтями. Странный пещерник-воин спас ему жизнь — двумя ударамисразил двух озверелых обров. Сражался, как сам Перун, но Перун в бою неистов, аэтот обликом печален. Чудно.

— Нам надо подумать, — заявил он угрюмо.

Олег выдернул из земли свой меч, пошел через площадку, находу устраивая меч за спиной в ножнах. Вождь уже орал на работников и даже настарейшин, указывая на заостренные колья. Старики, между тем, вяло препирались,не желая, чтобы племя шло на каких-то чужаков. Мало ли их было. Уйдут, как ипришли. А что храм сожгли, так всех за это положили, ни один не утек.

Олег вышел на утоптанное поле, где на самом краю стояли вряд широкие щиты из мягкой липы. На щитах были намалеваны страшные оскаленныерожи, а на серединном — кривоногий человек. В щитах торчали оперенные стрелы.

Глотая горькие слезы, перед щитами в сотне шагов стоялисмирным рядочком белоголовые подростки. В руках дрожали луки, у одного парнишкииз-под разбитой рукавички на левой руке текла тонкая струйка крови. Мальчишка сусилием натягивал тугую жильную тетиву, в чистых невинных глазах блестели озераслез.

Земля вокруг щитов твердая, как камень. Траву вытаптывают ещев первое лето, когда ищут стрелы, потом и булыжники вбивают в землю, какие неуспели выкатить за поле. А само поле чистое, как ток, где молотят зерно.

На другом конце поля белел одинокий щит с намалеваннымчеловеком в шеломе и доспехах. Там упражнялись подростки постарше, билистрелами с трехсот шагов. Здесь их обучал настоящий русин — русич, рус, росс,руг, как называют в разных племенах этих наиболее закаленных и умелых воинов,что везде составляют старшую отборную дружину, отборную среди отборных. Здешнийрусин был стар, с белыми, как снег, волосами, с негнущейся ногой. Он был широкв плечах, лицо сильное, злое, в глубоких шрамах. Подростки, как испуганныептахи, разлетались от его крика: гонял искать стрелы, если ушли мимо. С трехсотшагов надо было поразить рисованного ворога, чтобы пять стрел еще шли ввоздухе, а шестая била точно в голову.