Брудершафт с терминатором - Татьяна Полякова

— Девочка моя… — Он взял мои руки, легонько встряхнулменя, глядя прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты забыла о том, что произошлов доме. Ты там никогда не была. Где тебя держали, не помнишь. Это на тотслучай, если милиция когда-нибудь проявит интерес. Ты не видела этого парня,его машины. Инспекторы тебя не вспомнят, об этом я позаботился.

— Толя, я ничего не понимаю, — растерялась я.

— Главное, чтобы ты…

— Я не понимаю, — испуганно повысила я голос.

— Детка, этот парень мертв. Ты ударила его слишкомсильно, голова раскололась, как орех… И я ничуть не сожалею об этом, я простоне хочу, чтобы ты прошла через весь этот кошмар допросов, суда… Ты и такпережила слишком много.

— Я убила его? — ахнула я, не в силах поверить втакое.

— Успокойся…

— Но этого не может быть… — Толя хотел меня обнять, явцепилась в его руки, до боли стиснув их. — Он был жив. Когда я уходила издома, он был жив, я еще очень боялась, что он очнется, когда искала ключи.

— С такой травмой головы не живут.

— Подожди, подожди, — заволновалась я. — Яударила его несколько раз. У него была кровь, стекала по щеке. Я оченьиспугалась, я боялась, что убила его, и нащупала пульс. Он был жив. И Алексейсказал… Боже мой, это он убил его, конечно.

— Алексей? — нахмурился Толя. — Кто это?

— Второй охранник, он приехал раньше.

— Ничего не понимаю. Второй охранник был там… Но кактебе удалось уйти?

— Он меня отпустил.

— Охранник?

— Да. Сказал, что его смена лишь через час, и позволилмне уехать. Теперь ясно почему: он хотел разделаться с Олегом.

— Извини, дорогая, но я ничего не понимаю. Одинохранник убил другого и при этом позволил тебе сбежать.

— Звучит странно, но именно так оно и было.

— Выходит, у них какие-то старые счеты, и онвоспользовался ситуацией? Как бы то ни было, Детка, я запрещаю тебе даже думатьо том, что там произошло. Тебя никогда не было в этом доме, и ты его в глаза невидела. Не хватает еще обвинений в убийстве…

— Но… ведь они похитили меня. Эти люди — преступники.

— Все это придется доказать. Я не желаю подвергать тебялишним испытаниям. Забудь о том, что там было. Мы должны думать о Саше.

— Но если мы…

— Я тебе уже объяснил, этот след никуда не ведет.

— А труп? Что сделали с трупом? Он все еще там?

— Нет. Ребята навели в доме порядок. Я не хочу, чтобытам обнаружили твои отпечатки. И все, мы больше не говорим об этом. Нашаглавная забота — вернуть Сашку. Сейчас я могу думать только об этом. Я нуждаюсьв твоей помощи, — тихо сказал он. — Поэтому очень прошу:выздоравливай побыстрее. И еще: не мучь себя.

Я вспоминала тот разговор, глядя в лицо мужа и почти неслушая, что он говорит. Я провела в больнице пять дней, и сама мысль остатьсяздесь еще на день приводила меня в ужас. Я не могла находиться здесь,разглядывать потолок и в сотый раз возвращаться к одному и тому же: Сашка, гдеона, что с ней, и так ли мы правы, скрывая все от милиции. Я знала, чтоговорить об этом с мужем бессмысленно, в эти дни мы без конца возвращались кданной теме, и всякий раз он убеждал меня, что единственный способ спасти Сашку— держать все в секрете. Его люди работают… У мужа крупная фирма, и охранасостоит из профессионалов, он неоднократно с гордостью говорил об этом. Онипроведут любую операцию лучше милиции. Сейчас он уговаривал меня не торопитьсяи остаться в больнице еще на пару дней. Я не слушала его уговоров, дождалась,когда он закончит, и заявила:

— Я не хочу здесь оставаться. Если меня не выпишут, яуйду сама.

— Хорошо, — помедлив, согласился он. — Раз тынастаиваешь… Тебе помочь собраться?

— Нет. Скажи, они больше не звонили?

— Нет, иначе бы я сразу сообщил тебе. С Сашкой все впорядке, я же чувствую. Я бы непременно… Извини, — вздохнул он. —Пойду вызову охрану. — Он вышел из палаты, а я еще некоторое время сиделазадумавшись.

Странно, что похитители до сих пор не объявились. После ихпоследнего звонка, по словам мужа, прошло несколько дней. Они не требовалиденег, просто запретили ему обращаться в милицию и предупредили, что если я небуду молчать… Чем больше я об этом думала, тем больше подозревала, что мужчто-то скрывает. Если ребенка держат из-за денег, им пора дать знать о себе. Аони молчат. Им нужна гарантия, что я буду держать язык за зубами? Допустим. Какдолго они намерены скрывать у себя ребенка? Месяц, два, три? О господи… Я неудержалась и опять заревела. А если дело не в моем молчании и не в деньгах? Чтоэтот тип говорил, когда меня привезли в охотничий домик? Он называл срок в двенедели. Но две недели прошли. Если они намеревались вернуть ребенка, им порасделать это. Выходит, все-таки дело во мне. Я сбежала и осложнила ситуацию,расплачиваться за это придется Сашке. Но почему нас разлучили, какой в этомсмысл? Мысли путались у меня в голове. Я пробормотала:

— Что-то не так, что-то не правильно. — Вспомнилао том, что собиралась покинуть больницу, поднялась, достала из шкафа костюм ипереоделась.

В палату вошел Анатолий.

— С врачом я поговорил.

— Мы можем ехать? — спросила я.

Он кивнул, глядя на меня с сомнением.

— И все же я бы предпочел…

Я торопливо вышла в коридор. Возле палаты дежурили двоемужчин из охраны мужа. Охрана появилась в тот день, когда меня привезли сюда, инаходилась здесь круглосуточно. Один из охранников пошел вперед, Толя взял меняза руку, второй охранник замыкал шествие. Джип подогнали к самым дверям, мызагрузились так быстро, что я не успела понять, какая на улице погода. Нассопровождали две машины. Казалось, мужа это ничуть не раздражало, точно онвовсе не замечал суеты вокруг. А я подумала, что не хотела бы ни себе, ни Сашкетакой жизни. Весь день под присмотром десятка глаз, точно под конвоем. Чем этолучше тюрьмы? Впрочем, я лукавлю, я готова на все, пусть конвой, пусть в самомделе тюрьма, лишь бы вернуть ребенка.

Квартира показалась мне пустой и непривычно тихой. Такоечувство, будто в доме траур. Я запретила себе думать об этом. Из комнаты вышлаЮлька, она навещала меня в больнице и сейчас ждала здесь, в своей комнате, хотявсе это время жила у себя в квартире.

— Ну, вот ты и дома, — улыбнулась она. —Наконец-то…