Брудершафт с терминатором - Татьяна Полякова

— О чем ты говоришь? — не выдержала я. — Я досих пор не знаю, где мой ребенок. Ты не хочешь обращаться в милицию, няня былалюбовницей одного из похитителей… Что мне, черт возьми, думать? И почему онабросилась к тебе, а не рассказала мне все еще утром, когда я увидела фотографиюв газете?

— Она боялась, что ты…

— А тебя она не боялась? — рявкнула я.

— Ты сейчас в таком состоянии, что не можешь рассуждатьспокойно, взвешенно…

— Зато твоему спокойствию позавидуешь, — отрезалая, выходя из комнаты.

— Как ты можешь? — укоризненно заметил муж. Вответ я громко хлопнула дверью.

Я заперлась в своей комнате и лихорадочно начала ходить отстены к стене. Анатолий дважды стучал в дверь, но я не хотела его видеть и настук не обращала внимания. Что-то тревожило меня, какая-то мучительная догадка,которая, казалось, вот-вот появится, но в последний момент непременноускользает.

Допустим, Юлька действительно не виновата. Ясно, чтовторично Олег появился в ее жизни не зря, лишнее тому подтверждение якобыслучайная встреча в магазине, то есть уже тогда они замыслили похищение. Прислове «они» сердце мое тревожно екнуло. Ему ничего не стоило выяснить нашобычный распорядок дня и таким образом спланировать похищение. Да, так, видимо,и было, мне трудно поверить, что Юлька сознательно заманивала моего ребенка вловушку, на нее это не похоже, я знаю ее не один год и почти уверена… Тогдапочему она ничего не сказала мне утром, когда увидела фото в газете? Объяснениемужа меня не устраивало. Допустим, она действительно решила, что я ей неповерю. Тогда откуда у нее убежденность, что ей поверит Анатолий? Что-то здесьне так…

Мы несколько лет жили бок о бок, она заботилась о моейдочери. Мы не были подругами в буквальном смысле этого слова, то есть неоткровенничали ночи напролет, но не потому, что мне, к примеру, не былаинтересна ее жизнь, просто моя была на виду и ее тоже, раз Юлька почти всевремя проводила у нас. Так что я иногда беспокоилась, что, воспитывая чужогоребенка и посвящая этому все свое время, она, чего доброго, не сможет завестисобственную семью, и в выходные, едва ли не принудительно, отправляла ееразвлекаться. В общем, мы не делились тайнами, потому что их не было, то естьэто мне так казалось. О своих встречах с Олегом она не сочла нужным рассказатьмне. Считала их отношения несерьезными? А может, я обманываюсь и Юлька вовсе нечувствовала меня близким себе человеком? Допустим, в этом есть моя вина, нопочему сегодня утром… опять почему… она ничего не рассказала мне, сразу жекинулась к Анатолию и была очень испугана? Мало того, во время их разговора вкафе она вела себя довольно странно. Сейчас я не могла сказать, в чемзаключалась эта странность, но если она просто рассказала о своих отношениях сОлегом… Нет, было еще что-то, она как будто чего-то требовала от Анатолия.Такая мысль вызвала у меня шок, но ведь с какой-то стати она пришла мне вголову.

И тут я поняла, что меня так поразило, когда я наблюдала заих встречей через окно кафе. Юлька вела себя как оскорбленная любовница,которая требует подтвердить ее права. А мой муж всячески пытался ее образумить.Чепуха, конечно, но именно об этом я думала, когда смотрела на них. Что же унас получается? Насмерть перепуганная Юлька предпочла доверить свою тайну моемумужу, с которым вообще-то общалась крайне редко, но тщательно оберегала ее отменя. Почему? На этот вопрос могла ответить только Юлька. Я взглянула нателефон с намерением позвонить ей, но в последний момент отвела руку от трубки.Пожалуй, нам обеим следует немного успокоиться. «Позвоню вечером», —решила я.

Но Юлька позвонила сама. Я вышла на кухню, где муж водиночестве пил кофе.

— Так нельзя, — понаблюдав за тем, как я готовлюсебе чай, заявил он.

— О чем ты? — удивилась я.

— Прекрати, — едва не сорвался он на крик. —В такое время мы должны помочь друг другу, чтобы выстоять.

— Ты что-то скрываешь от меня, — сказала я, самане зная, действительно ли так думаю, и вдруг поняла, что права. Анатолийиспугался. Он выглядел удрученным, печальным, точно очень сожалел о том, что ятолько что произнесла. Взгляд его изменился, теперь в нем был настоящий страх,и он мгновенно передался мне. — Ты что-то скрываешь? — прошептала я,а он вскочил и заговорил торопливо и зло:

— Что я могу скрывать? Господи, все это… Ты непредставляешь, каково мне сейчас. Я постоянно думаю о Сашке, я… я с ума схожуот бессилия, а тут еще ты… ты отдаляешься от меня, ты стала другой, ты непускаешь меня в свою душу, я ничего не знаю о том, что ты думаешь, это оченьбольно, я ведь так люблю тебя…

Он подошел, и мы обнялись. Конечно, я заревела, но слезы непринесли мне облегчения, я чувствовала то же, что и он. Вот тогда-то и раздалсятелефонный звонок. Я схватила трубку и услышала Юлькин голос.

— Геля, — робко позвала она, — это я…

— Пожалуйста, извини меня, — попросила я, поняв поее голосу, как нелегко ей было позвонить. — Я не должна была…

— Нет-нет, — перебила она, — на твоем месте яподумала бы то же самое… Анатолий Викторович дома? — спросила она, ивопрос показался мне странным, и я неожиданно для себя соврала:

— Нет.

— Геля, я хочу с тобой поговорить, это очень важно.

— Конечно. Приезжай.

— Нет, — запинаясь, ответила она. — Давайвстретимся… возле остановки. Через полчаса, ладно?

— Хорошо, — согласилась я, не в силах скрытьнедоумение. — Но почему бы тебе не прийти сюда?

— Я обещала, что… я потом объясню. Просто не хочу,чтобы он подумал обо мне плохо.

— Кто подумал? — вконец перестала я пониматьчто-либо, но Юлька уже повесила трубку.

— Она приедет? — спросил Анатолий.

— Думаю, я должна извиниться перед ней. Он опять обнялменя и сказал тихо:

— Прости меня…

— За что? — испугалась я.

— За то, что не уберег тебя от всего этого… Мне надо вофис, — совсем другим тоном заявил он, отстраняясь. — Постараюсьвернуться пораньше.