Тагир. Ребенок от второй жены - Яна Невинная

Это плевок мне в лицо. “Смотри, кто ты, какое место тебе отведено”. Помню, когда мы еще были богаты и когда был жив Аслан, в нашем доме даже прислуга жила в комнатах лучше, просторнее и светлее.

Присаживаюсь на кровать, больше не разговаривая с Наилей и не отвечая на ее вопросы. Она всё продолжает что-то спрашивать, настаивая и выспрашивая, что мы обсуждали с ее любимым Тагиром, не был ли он слишком груб или жесток.

— Ну, ты освоишься, — пожимает она, наконец, плечами, так и не дождавшись моих слов. — Пора, Ясми. Ты, главное, просто лежи и не двигайся. Все мы, женщины, через это проходим. Знай, это только для зачатия ребенка, не выдумы…

Осекается, быстро вращая зрачками. И это вызывает у меня ужасные подозрения, которые не успевают сформироваться в голове.

— О чем ты? — спрашиваю, не сумев скрыть панику в голосе.

— Идем, — отвечает бывшая подруга, поджав губы.

Стискиваю кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Эта боль ненадолго отрезвляет, но я даже сама не замечаю, как мы оказываемся возле другой двери.

— Я ненадолго переехала. Стыд, конечно, но ради ребенка я готова потерпеть тебя в моей спальне, — тщательно скрывая боль, говорит Наиля.

Сглатывает, а после стучит. Раздается рассерженный голос Тагира, а после его первая жена открывает дверь внутрь. Он стоит у окна, руки сложены сзади в замок, спина выпрямлена.

— Закрой дверь с той стороны, Наиля, — жесткий голос Юсупова. — А ты входи, Ясмина.

Делаю шаг вперед. Хлопок двери отдается звоном в ушах. Не смею поднять головы, боюсь того, что должно вскоре произойти. Прикусываю внутреннюю часть щеки и поднимаю голову. И словно в замедленной съемке наблюдаю за тем, как Тагир разворачивается от окна и кидает на меня тяжелый взгляд исподлобья.

— Раздевайся, — приказ, не просьба.

И я подчиняюсь, напоминая себе, что все это ради благой цели. Ни выбора, ни пути назад нет.

Тагир

Девчонка выполняет приказ в точности, как я сказал. Руки у нее дрожат, снимает вещи она медленно, видно, как мандражирует и трясется от страха. Стискиваю челюсти, следом кулаки, но продолжаю наблюдать за ее действиями. То, чего я так сильно хотел восемь лет назад, неожиданно обернулось трагедией.

А теперь женщина, ставшая моей первой любовью, стоит передо мной. Моя вторая жена. Вынужденная и ненавидящая меня всем сердцем.

Ясмина молчит, потупив глаза и переминаясь с ноги на ногу.

Опускаю взгляд по ее телу, засматриваясь на желанные выпуклости. Сглатываю, напрягая мышцы, а после глаза залипают на пальчиках ног, которые она поджимает. То ли от холода, то ли от страха. И этот запах женского испуга, витающий в воздухе, оседает на кончике моего языка. Цокаю, чувствуя, как напрягается всё тело от вида, который предстал передо мной.

— Ложись на кровать, — кашель не способен скрыть хрипотцу в голосе.

От силы злости, охватившей меня, скрипят зубы. Тяну со злостью галстук, срывая удавку через голову и кидая в угол спальни.

Девчонка в это время ложится под одеяло, скрывая от моего взора свои прелести. Она для меня как красная тряпка для быка, которая служит напоминанием о той боли, что причинил ее брат нашей семье. В памяти сразу же всплывают слезы матери, агония отца и крики… Безумные крики сестры, преследующие по ночам даже спустя столько лет.

— Нежностей не жди, — предупреждаю ее сквозь зубы.

Руки зудят, так и хочется прикоснуться к атласной коже, но я стискиваю их в кулаки и молча подхожу к кровати. Сдергиваю простыню и еле сдерживаю стон. Терпение, Тагир. Сабр. Это все отныне твоё, не торопись.

— Ты знаешь, что я могу быть добрым. Не зли меня, и тогда я забуду твой грех.

Она вскидывает голову, глаза сверкают злобой и яростью. Невысказанной агрессией и возмущением. Да, моя непокорная Ясмина, открой свой ротик. Но она молчит, хотя видно, как ее подкидывает от моих грубых слов. Что ж, у нас много времени, чтобы разговорить даже такую упрямицу, как ты, Ясмина Булатова.

Касаюсь, наконец, ее тела, глажу в нужных местах, чувствую отклик, но ни звука не слышно от Ясмины. И это злит, заставляет кровь кипеть лавой.

— Ну же, — толкаюсь вперед, ощущая, как от неожиданности дергается ее тело, а затем она замирает, впиваясь пальцами в простыню.

И тишина. Ни вскрика, ни стона. Вот так, Ясмина, да?! Что ж, больше не жди от меня ласки. Вот только, вопреки своим же словам, действую с ней не так, как позволял себе с Наилей. Мои руки порхают по коже моей второй жены нежно, как касания бабочки.

В самом конце чувствую дрожь ее тела и еле сдерживаемый стон. Но она продолжает молчать. Лишь замирает, отвернувшись лицом к стене, и молчит. Встаю с постели, надеваю домашние брюки, набрасываю рубашку и выхожу из комнаты.

— Что ты здесь делаешь?

Наиля от моего вопроса дергается, не ожидая, что я так резко толкну дверь и застану ее за подслушиванием с банкой у стены.

— Я… Я… — заикается, глаза бешено вращаются.

Детский лепет.

— Ты приготовила всё на завтра? — вздергиваю бровь, окидывая первую жену выразительным взглядом.

За восемь лет изучил ее вдоль и поперек. Все ее тайные мысли и желания, характер и привычки. А самое главное — нутро.

— Я убралась, — вскидывает голову, глядя на меня умоляющим взглядом. — Будет честно, если твоя младшая жена всё приготовит.

— Как сегодня?

— Думаю, завтра она исправится, любимый, — ластится, кладет ладонь на мою грудь.

Хватаю ее за запястье и стискиваю сильнее. Она морщится, видно, что больно и неприятно, но Наиля молчит, привыкла к грубости.

— Я твой муж. Я сказал приготовить еду тебе. Ты меня услышала? — жесткий голос, иначе никак.

Дай только женщине волю, она быстро свесит с твоей шеи ноги. Была лишь одна, которой я бы сам вручил лестницу до моей. Но она умерла восемь лет назад. Для меня умерла. Осталась одна ее тень. И воспоминания.

— Как скажешь, любимый, — Наиля растягивает губы в улыбке, после надувает их обиженно. — А когда мы будем с тобой близки? Это было так давно. У меня овуляция, может, сами попробуем зачать? Зачем нам Ясмина?

Ее слова выводят меня из себя, пробуждая зверя.

— Что ты только что сказала?! — цежу слова сквозь зубы.

— Она ненавидит тебя, Тагир! Почему ты этого не видишь? Ее красота затмила твой разум! — в запале шепчет, но ее слезы давно не трогают мое сердце. — А я люблю, понимаешь? Она лишь желает тебе смерти!

— Это она так сказала? — выслушиваю молча ее тираду и задаю единственный вопрос.

— Да! Ее! Она никогда не полюбит тебя, забудь ее! Почему ты не можешь оценить меня? Чем я хуже? — встает на носочки и заглядывает в мои глаза, в которых бушует шторм.