Случайный хозяин для невольницы - Маргарита Дюжева

ране не осталось, Бэн начал лечить ее по-настоящему. Руками. Он приложил ладони к худой ноге, с двух сторон от раны, и теплое свечение начало расползаться по коже.

Я выпрямился и отупил от койки, чтобы ему не мешать, а потом и вовсе плюхнулся на старый стул, стоявший у окна. Такое чувство, что за эти пять минут пропотел от макушки до пяток, поседел, и вообще чуть с ума не сошел.

— Можешь идти, — тихо произнес Бэн, не отрываясь от пациентки, — с ней все будет хорошо. Мильган не успел сильно навредить.

— Уверен?

— Сомневаешься с моих способностях, джинн? — хмыкнул седовласый.

— Нет, — сомнений не было. Ни единого. Я видел, как буквально с того света вытаскивал раненых воинов. И не единожды видел, — просто переживаю.

— Давно ли ты стал у нас таким впечатлительным?

С тех самых пор, как увидел рыжую девчонку на торгах в проклятом Кемаре.

— Иди. Ночью я буду с ней. А завтра сможешь навестить.

— Хорошо, — я покорно поднялся и поплелся к выходу, чувствуя, как меня пошатывает из стороны в сторону.

Глава 5

Это была самая жуткая ночь в моей жизни.

 Разве я могла когда-нибудь предположить, что судьба занесет меня к Барьеру? К тому самому месту, о котором ходило столько страшных историй, которым пугали непослушных детей?

Я до сих пор помнила то странное ощущение, когда выбежала из лагеря и внезапно оказалась посреди блеклой равнины. Все серое, странное, неживое. Высокие каменные столбы, возвышающиеся над землей, словно грозные стражи. Черные пятна на земле, при виде которых моя интуиция просто начала вопить о том, что надо держаться подальше. Я будто попала в другой мир, чуждый и равнодушный, и тотчас в голове всплыли все рассказы, которые в деревню приносили усталые путники, и от которых у простых жителей шевелились волосы на голове.

Каким-то внутренним чутьем я поняла, что это он. Барьер.

Стало страшно, аж до дрожи. Но мне очень хотелось вырваться на волю. Так хотелось, что не смотря на усиливающуюся тревогу побежала куда глаза глядят, надеясь, что ноги сами вынесут в безопасное место.

Не вынесли.

Это я поняла, когда со спины на меня обрушилось что-то черное, непонятное, как будто жидкое. Но с чертовски острыми зубами. Я пыталась его отпихнуть, но оно обвило ногу и присосалось ко мне.

Потом появилось еще одно чудовище и тоже набросилось, метясь прямо в глаза, а следом ползли остальные. Я бы наверняка осталась там навсегда, возле странного каменного столба. Меня бы никто и никогда не нашел, потому что на утро было бы нечего искать. Съели бы заживо. Выпили.

Но тут появился он. Мой кошмар. Чудовище, которое выкупило меня у бабки с дедом, за баснословные деньги.

…Мой спаситель.

Он раскидал их так быстро, словно это были едва вылупившиеся цыплята. Освободил, хоть это и было очень больно, а потом отнес в лазарет. И сколько бы я не пыталась себя убедить, что он просто заботится о вещи, на которую потратил слишком много денег, не выходило.

Я видела его глаза. Так не смотрят, когда плевать. В них была тревога. Не за вещь. За меня. В них светилось отражение моей боли. Когда лекарь творил нечто невообразимое с моей раненой ногой, джинн держал меня, был рядом, и я цеплялась за него, как за спасительную соломинку.

Мне казалось, что не выдержу, умру от разрыва сердца, от боли, которая накатывала обжигающими волнами, но вместо этого просто провалилась в темноту.

…А когда очнулась, за окном уже стоял день.

Осторожно приподнялась на одном локте и осмотрелась. Все та же палата, в которую меня вчера принес Хельм — три койки вдоль стены, окно с короткими полупрозрачными занавесками, полочки со склянками, целая башня из тщательно скрученных бинтов на столике в углу. Здесь странно пахло. Чем-то горьким, незнакомым. А еще было так тихо, что я слышала комара, уныло гудящего под потолком.

Это первый лазарет в моей жизни. В деревне всех лечила бабка-повитуха, да старый травник, у которого главное средство — крапива. Хоть от кашля, хоть от поноса. Либо ешь эту крапиву, либо прикладывай. Другого не дано. Здесь все было иначе. Как-то по серьезному что ли. Мне даже стало любопытно. Вплоть до того момента, пока не заметила в углу ведро, а в нем, пропитанной кровью, край подола от моего платья.

Тут же весь интерес прошел, осталось лишь страшное осознание. Это Барьер. Здесь люди гибнут, пытаясь других защитить, и никакой крапивой раненых не спасти.

Я попробовала сесть и не смогла. Чудовищная слабость придавливала обратно к койке, но, как ни странно, боли не ощущалось. Может у меня и ног-то не осталось! Не болит, потому что болеть нечему!

Аккуратно отогнула край одеяла и одним глазом покосилась вниз, опасаясь обнаружить самое страшное, но вместо это увидела свою родную ножку. Целую, с коленкой и пальцами, и даже на удивление чистую. Место ранения было плотно перетянуто бинтом, из-под которого проступало подозрительно желтое пятно. Вонь от него стояла несусветная. Даже глаза защипало.

Хоть мне и было страшно, но все же очень хотелось увидеть саму рану. Вчера, от одного взгляда на нее, меня начинало мутить, а что же сегодня? Протянула руку, чтобы сдвинуть повязку, но меня остановил спокойный голос:

— Я бы не советовал делать это.

На пороге стоял Хельм и с легкой усмешкой наблюдал за моими потугами. Я мигом плюхнулась обратно на подушку, не забыв натянуть одеяло до самых ушей. Вроде как спряталась.

Джинн подошел ближе и сел на край соседней койки.

— Как самочувствие?

— Уже лучше. Ничего не болит.

— Бэн творит чудеса. Но не торопись радоваться. До полного выздоровления — несколько дней. Сейчас он просто накачал тебя обезболивающим зельем, чтобы ты могла нормально выспаться. И не трогай повязку. Поверь, ничего приятного ты под ней не увидишь.

— У меня останутся шрамы?

О Боги! Что у меня в голове??? Какие шрамы? Разве они имеют хоть какое-то значение в сложившейся ситуации.

— Этого я сказать не могу. Я не лекарь, — он просто пожал плечами.

Спокойный, немного усталый, будто не спал полночи. Из-за меня.

Я понимала, что молчать и делать вид словно ничего не произошло, просто неприлично.

— Спасибо, — произнесла сдавленно и, получив в ответ вопросительный взгляд, пояснила, — за то, что спас.

Он смотрел на меня пристально,