Вениакор - Эмо Ри

его жена является пророчествоведом. Она увидела ваше появление. Хеймич приказал мне найти тебя и доставить в замок.

— Постой, — перебила я рассказ Беркеля. — Насколько я понимаю, вы сильно отстаете в своем развитии. Королей, императоров, рыцарей… их уже нет… эм… вы знаете, что такое компьютер?

— Нет, понятия не имею, — Беркель снова выпил воды. — Расскажешь?

— Если захочешь, но я кое-чего не понимаю. Почему вы не развиты, так как мы? Ведь ты говоришь, что мы все единый мир…

— Наш мир един лишь в своем создании. Развитие здесь не при чем. К тому же я не считаю ваши материки лучше нашего. Наоборот, я считаю, что мы лучше вас.

— Это чем же?

Заметив мою реакцию, Беркель счел меня оскорблённой, что на самом деле не было правдой. Наоборот, я была удивлена такой преданностью своим родным землям, хоть и по-прежнему отказывалась до конца признать слова Беркеля за правду.

— Во-первых, ваши женщины одеваются ка мужчины, — он окатил меня суровым взглядом. — Это просто сумасбродство. Почему же тогда ваши мужчины не носят юбки?

В конце концов Беркель и вовсе рассмеялся.

— Мужчины и женщины носят то, что им удобно носить, — начала я. — К тому же в наше время есть женщины, которые и телом, и духом могут быть куда сильнее мужчин.

— В наших землях идти против природы большой грех. Нет закона сильнее, чем закон природы. Вы же извратили все, что когда-то было для нас ценнее самой жизни.

— Что плохого в том, что женщина может быть сильной? — спросила я.

— Ничего, — ответил Беркель. — Извини, я говорю не об этом, я обобщил.

— Объясни…

— В ваших землях куда важнее быть умным чем сильным, противно даже говорить. Я ни в коем случае не обвиняю женщин в том, что они хотят быть сильными, я не понимаю ваших мужчин. Ведь когда-то мы все были воинами. Здесь, любой мужчина, он воин. Мужчина, не способный держать в руке меч подобен слабой женщине, носящей юбку. Такие мужчины становятся героями шуток, над которыми можно только смеяться, что на самом деле и вовсе не смешно…

Беркель отвратно сморщился и добавил:

— Позор.

— Но ведь не все мужчины такие. Как я уже сказала, мой отец был солдатом. Димонт владеет любым оружием. Многие мужчины в наших землях знают, что такое быть этим мужчиной. И дело в том, что мы развиваемся. Наши мужчины теперь не воюют, но у них есть и другие обязанности. Думаю, твое мнение такого, лишь потому что ты воин. И для тебя кто не воин, тот шут.

— Я, как и любой другой, имею свое мнение, — Беркель заметно смягчился. — И я говорю не о всех. И не только об этом… есть еще такое понятие как вера… вы отказываетесь верить в чудеса, и это страшно.

— Мы верим в бога.

— Опять же не все, но дело даже не в этом. Вы читаете детям сказки, а потом ругаете их за то, что они верят во всякую чушь. Здесь все совсем не так… вы сказки лишь читаете, а мы в них живем.

— Что это значит? — спросила я с удивлением уставившись на Беркеля. — Что значит вы в них живете?

— Откуда, по-твоему, взялись все эти истории, скажем о русалках, оборотнях, вампирах и демонах… сиренах…

— Это ведь мифы, — задумалась я. — Вернее считается, что все это миф, на самом же деле это выдумки.

— Ты уверена в этом? Подумай сама, как можно все это придумать, ведь мысль человека рождается путем того, что человек видит. Можно придумать что-то, на основе того, что уже когда-то видел. Изменить этот образ, воссоздать… все придуманное является уже когда-то виденным.

Наш оживленный разговор все больше заставлял меня верить Беркелю. Его рассказы были настолько близки к правде, что мне не удавалось даже опровергать их.

По расчетам Беркеля за два часа мы должны были добраться до замка. Мы шли пешком, так как лошадь, которая в буквальном смысле волокла нас, могла и вовсе лишиться чувств.

— Как твоя нога? — заботливо спросил Беркель.

— Почти не болит, — соврала я ему. — В вашем замке есть врачи?

— Лекари, — поправил меня Беркель. — У нас их конечно не так много…

— Как где?

— В самой столице, разумеется, — мой вопрос показался Беркелю весьма глупым.

— Прости, но насколько тебе известно я ничего не знаю о вашем материке.

— Ты узнаешь, — заверял меня он. — Все, но я не очень хороший рассказчик…

— Зато ты отлично отстаиваешь свою точку зрения…

— Это правда…

Беркель улыбнулся, чем заставил улыбнуться и меня.

— Хеймич мне как брат, — продолжил он. — Мы с самого детства вместе.

— У меня есть две сестры, — с легкой гордостью сказала я. — Они самое дорогое, что у меня есть.

Отвернувшись от Беркеля, я начала думать о своих сестрах: вспоминала их милые лица, добрую улыбку Мери, и дружелюбный ангельский взгляд Дуель, присутствие которых для меня было бы сейчас лучшим подарком судьбы.

— Надеюсь, они в безопасности, — тихо сказала я.

Никогда мне не было так страшно и одиноко, но больше всего я боялась того, что Дуель из-за своей храбрости тайком попытается пойти на мои поиски, ведь времени с моего ухода прошло достаточно, чтобы бить тревогу о моем исчезновении.

Дуель, как и я сама, всегда действовала неразумно в тех случаях, когда нашей семье угрожала опасность, и поэтому я знала, что моя дорогая сестра пойдет на все, чтобы меня спасти. Пусть Дуель и владела некой силой, которая не раз спасала ее от беды, но моему сердцу никогда не давала покоя мысль о том, что мои сестры могут быть не в безопасности.

— Не волнуйся, мои люди позаботятся о них, — заверил меня Беркель.

— Позаботятся?

— Вы почти достигли дворца, думаю они уже там…

— Дворца Хеймича?

— Нет, Анжели, сестры Хеймича. Власть в настоящее время находится в ее руках. После смерти их отца народ восстал против Хеймича, который по слухам одного из слуг якобы и отравил короля. Анжели должна была казнить брата, но и так убитая горем из-за смерти отца, изгнала его.

— Хеймич хочет завоевать корону? — спросила я.

— Король Хеймич не убивал своего отца, Суэлен. Как я уже сказал, слух распустил слуга короля, который возможно и сам мечтает заполучить корону. Хеймич остался единственным наследником, а так как король умер неожиданно для его детей, у него даже не было плана, как удержаться во дворце.

— Но кто этот слуга?

— Нам это не известно. Похоже, что враги короля давно затеяли сместить его с престола. И в один ужасный для нас день, а точнее ночь,