Скрытые пружины - Уолтер Кенни

Звонкий ручеёк утешительной речи Элизабет всё никак не иссякал и, как я не прислушивалась к дальнейшей беседе, её содержание осталось для меня тайной. Я лишь увидела, как тётушка Мод вынула из крохотного ридикюля пухлый конверт без единого почтового штемпеля. В ту же секунду лицо матери потеряло свою нездоровую бледность, вызванную меланхолическим недомоганием, и расцвело пунцовым румянцем. Меня же, будто предчувствие грядущих трагических перемен, пронзил озноб.

Весна тысяча девятьсот четвёртого года выдалась на редкость тёплой и солнечной, что радовало меня и Элизабет многочисленными возможностями для прогулок и игр. Тётушка Мод и кузина никогда ещё не гостили в Хиддэн-мэнор такое продолжительное время, и я чувствовала себя настолько счастливой от их присутствия в нашем унылом поместье, что каждое утро, просыпаясь, была готова распевать песни, словно птичка.

Благодаря гостьям в доме установилось праздничное оживление, которое заставило мать стряхнуть с себя остатки болезни и быстро пойти на поправку. Пухлый доктор Джефферсон, пропахший отталкивающими лекарственными запахами, нехотя признал, что мать почти оправилась от приступа меланхолии и не настаивал более на приёме своих снадобий, которые раньше приносил в пугающих количествах.

Неестественная бледность на лице матери уступила место лёгкому румянцу, а пугающие тёмные круги под глазами почти исчезли. Мать казалась такой весёлой и беспечной, будто и вовсе не было никакого длительного недомогания, во время которого она от слабости проводила целые дни в постели, равнодушно глядя на пылающий в камине огонь. В движениях её появилась нетерпеливая порывистость, отчего казалось, что она не ходит степенной походкой, подобающей взрослой даме, а пританцовывает, как расшалившийся ребёнок.

Наблюдая эти изменения в поведении и самочувствии матери, отец связывал их с положительным влиянием тётушки Мод, отчего начал демонстративно выказывать той свою симпатию и сердечную благодарность. Тётушка же, вопреки моим ожиданиям, по-прежнему общалась с отцом подчёркнуто вежливо, стараясь не вступать с ним в долгие беседы, и подчас бывала холодна и равнодушна к оказываемым ей знакам родственного внимания.

Мою искреннюю радость от пребывания в поместье долгожданных гостей омрачало лишь то, что тётушка Мод и моя мать приобрели досадную для меня привычку уединяться. Ни одна из них не спускалась, как раньше, к завтраку, вместо этого они устраивали чаепитие в комнате матери, ведя при этом таинственные беседы.

Множество раз я прокрадывалась в смежную со спальней гардеробную, имея намерение выяснить тему этих секретных разговоров, но дверь между комнатами всегда была заперта на щеколду с внутренней стороны, а через тонкую стену до меня доносилось только приглушённое шушуканье и редкие смешки.

После обеда моя мать и тётушка Мод принимались прогуливаться в старом яблоневом саду, наслаждаясь уединением и опять-таки беседой о чём-то, не предназначенном для посторонних ушей. Во время послеполуденного чаепития (которое обставлялось с невероятной пышностью, что вызывало бранчливое ворчание миссис Дин и недовольство Абигайль), сёстры то и дело обменивались туманными фразами, которые я не могла разгадать. Если же мы с Элизабет стремительно входили в гостиную, где находились наши матери, то они резко меняли тему беседы, имея при этом смущённый вид. Всё это укрепляло меня в подозрениях, что мать имеет от всех некую тайну, в которую посвящена только лишь тётушка Мод.

Тяжёлое чувство ревности всё более овладевало моей душой, вынуждая теряться в догадках и терзаться самыми мрачными подозрениями. Если раньше я ожидала визита наших родственниц для того, чтобы получить так недостающие мне знаки материнской приязни и внимания, то этой весной мы с кузиной оказались предоставлены друг другу.

Нельзя сказать, что мы плохо проводили время. Та счастливая пора навсегда останется для меня благословенной эпохой, полной трепетно оберегаемых воспоминаний. Глядя на нас с кузиной сейчас, я иногда мысленно возвращаюсь туда, к ярким образам и событиям прошлого, когда груз потерь ещё не давил на мои плечи, а страх перед будущим не сжимал моё сердце жестокой рукой.

Тогда, весной одна тысяча девятьсот четвёртого года, мы были по-настоящему счастливы, хотя и не были ещё способны осознать этот факт. Наш старый дом с высокими сводчатыми потолками, гулкими пустыми коридорами и заброшенным восточным крылом являлся великолепным плацдармом для всевозможных игр, какие только могут прийти в голову двум девятилетним девочкам с безудержной фантазией.

Леди Снежинка, с которой я познакомила Элизабет в тот же день, когда они прибыли в Хиддэн-мэнор, вызвала у кузины столь бурный восторг, что я преисполнилась гордости за свою питомицу. Теперь, куда бы мы ни направлялись, Элизабет неизменно настаивала на том, чтобы взять в наше путешествие белоснежную красавицу, завернув её в бархатный кушак.

А путешествовали мы немало. Я, как уроженка здешних мест и неутомимый исследователь, знала наизусть каждый уголок в обширных угодьях, относившихся к поместью, избегая только северного крыла и примыкавших к нему заброшенных хозяйственных построек.

Как бы далеко мы ни забирались в своих путешествиях, ни разу нас не хватились и не отругали за самовольные отлучки. Конечно, из-за постоянных недомоганий и хронического равнодушия к окружающему миру, свойственных моей матери, я пользовалась большей свободой, чем многие мои сверстницы. Но тётушка Мод всегда была несгибаемой поборницей настоящего «британского» воспитания.

Тем не менее она была настолько поглощена беседами с моей матерью, что предоставляла нас с Элизабет друг другу, нисколько не тревожась о нашем времяпрепровождении. Этот факт также подтверждал мои подозрения о том, что виной всему происходящему пухлый конверт без почтовых штемпелей, привезённый тётушкой в наш дом.

Кузина Элизабет тем временем с упоением наслаждалась отсутствием неизменной опеки, порождающей множество запретов. Её воодушевление, в которое она приходила из-за вполне обыденных вещей и занятий, заставляло меня взглянуть на жизнь в Хиддэн-мэнор по-новому, высоко оценив то, что до этого не казалось мне достойным большого внимания.

Разросшийся за несколько веков яблоневый сад, не получая должного ухода, превратился в непроходимую чащобу, которая нас с Элизабет одновременно и манила к себе, и отталкивала. Помню наше изумление, когда, забравшись в самую глубь сада, мы обнаружили там лисью нору, возле которой в корнях деревьев прятались крохотные лисята, тявкающие от страха совсем как щенки, рождённые обыкновенной собакой.

А сколько птичьих гнёзд мы находили во время наших странствий по окрестным землям, окружающим Хиддэн-мэнор! Однажды мы даже встретились с гадюкой, которая с обманчивой расслабленностью грела своё мускулистое тело на большом камне.

К счастью, я сумела увернуться от стремительного броска, в который змея вложила раздражение от того, что её отдых был нарушен двумя шумными девчонками. Все в Дартмуре знали, что гадюки в этой местности считаются самыми опасными и ядовитыми во всей Англии.