Брат-юннат - Станислав Востоков

Мымра Сергеевна вздохнула и ничего не сказала. Подавлять энтузиазм было не в её правилах.

А молчание, как известно, знак согласия. Я обрадовался, поскольку тоже уважал Мымру Сергеевну, ведь она своими глазами видела Даррелла, когда тот снимал фильм в Джейраньем питомнике в Бухаре! Шутка ли? Если бы она ещё видела и живого Бианки, то мне бы осталось на неё только молиться.

После возвращения начальницы все праздники мы стали отмечать не в сумрачном помещении отдела, а у неё дома, который находился недалеко от зоопарка.

Однажды, встретив Новый год, мы вышли прогуляться по свежему воздуху. Снег приятно похрустывал под ногами и переливался в свете фонарей, как фольга от конфет. И вдруг у ворот зоопарка мы встретили нашего директора. Усталый, с белыми искрами в бороде, он в компании замёрзших сторожей гнал обратно сбежавшего сивуча.

Новые сотрудники зоопарка быстро становились небрезгливыми. Через месяц работы с животными они напрочь забывали суровый закон «Мойте руки перед едой!». В таких условиях у служителей развивался иммунитет необыкновенной силы.

За столом, глядя на руки рабочих, можно было легко узнать, чем они занимались. Кровавые подтёки на ладонях говорили о недавнем приготовлении завтрака для хищников, приставший к локтям сушёный рачок – о готовке мешанки для фламинго. Чешуя минтая на пальцах и штанах свидетельствовала о том, что их обладатель ухаживает за пеликанами и чайками.

Но кто посмеет упрекнуть в нечистоплотности замученного зоопарковской круговертью служителя?

Главное место на нашем столе занимал хлеб. Его выписывали вдосталь. Часть буханок мы замачивали в ванне, после чего использовали для приготовления корма. Если по каким-то причинам хлеб в отдел не приходил, за ним можно было сходить в Слоновник, где буханки стояли высокими стопками, словно узбекские саманные кирпичи.

Кроме того, наш отдел получал овощи, зерно и мясо для хищных птиц. Но другие продукты мы покупали за свои кровные. Например, нам не полагался рис, что в условиях Средней Азии большой минус, ведь главное блюдо здесь плов!

А вот сотрудники Обезьянника ничего не покупали, потому что питание приматов мало отличается от человеческого. Этому отделу выписывали даже подсолнечное масло!

К обеду в Обезьяннике собиралось так много служителей, что становилось тесно. Особенно часто сюда заглядывал персонал Копытных, который в своём отделе буквально перебивался с хлеба на воду.

А самая странная еда появлялась на столе Вивария.

В его ветхом здании с бесконечными крысиными клетками была своя, очень особенная обстановка, главными элементами которой являлись серебристая статуя Сталина и огромная настенная карта Узбекистана, нарисованная вручную ещё в начале прошлого века.

Сотрудники Вивария ели всё и о личной гигиене не беспокоились: в такой обстановке микробы не выживали.

Для крыс часто привозили просроченные продукты из магазинов и сгружали в заваленном рухлядью дворике. Здесь стоял характерный запах, который заставлял держаться подальше наших «аристократов» из Попугайника и Обезьянника.

Заведующий Виварием Ильдар походил на своих грызунов. У него было острое лицо с выдающимися вперёд зубами и прерывистый мелкий смех. Если бы крысы могли смеяться, они смеялись бы именно так. А ещё у него был девиз: «Человек – часть природы, значит, он может есть всё!» Доказывая это, Ильдар никогда не страдал желудочными недугами.

На гостей, которые, несмотря на запах, осмеливались посетить Виварий, тамошние блюда производили неизгладимое впечатление.

– Разве ЭТО можно есть! – ужасались новички.

В ответ заведующий Виварием произносил свой знаменитый девиз и принимался за еду.

Опустошив тарелку, он заключал:

– Всё живое устроено одинаково. Если крысы это едят, то и мне можно, а уж коли они не станут, то и мне нельзя. – Ильдар поднимал палец с давно не стриженным когтем и добавлял:

– Имейте в виду, Я СВОИМ КРЫСАМ НЕКАЧЕСТВЕННОГО ПРОДУКТА НЕ ДАМ!

Иногда в нашем отделе крали павлинов и фазанов. Старые вольеры служили плохой защитой, а желающих украсить нашими птицами свои дома и дворы было немало.

Мы латали древнюю сетку, но вскоре на ней появлялись новые порезы.

Кражами в основном занимались мальчишки, которые за полцены сбывали птиц «заказчикам» или продавали на Тезиковке. Иногда на Пруду они ловили уток.

И, наверное, именно они виноваты в том, что произошло с Вовой и Розой.

Пожалуй, это были самые известные и любимые животные зоопарка. Оба прожили тут много лет и досконально изучили нравы посетителей. Вороны обманывали их как детей.

Любимым развлечением Вовы и Розы было сунуть в ячейку сетки палочку и отвернуться. Кто-нибудь из публики обязательно пытался схватить палку и сразу получал удар клювом. Боль страшная! Знаю по себе. Но со временем я научился обманывать Вову и Розу их же способом. Я останавливался у клетки воронов и делал вид, что смотрю в другую сторону. Вова или Роза быстро теряли терпение и передвигали палку ближе ко мне. Но я по-прежнему её «не замечал». В сильном раздражении вороны почти полностью выталкивали палку наружу. И тут я быстро выдёргивал её, вызывая страшный гнев птиц. Поняв, что они проиграли, Вова и Роза прыгали вдоль сетки, ругались друг с другом и швыряли в мою сторону всякий сор.

Вороны были говорящими. Правда, произносить умели всего два слова: «Вова» и «Роза». У них были низкие хриплые голоса.

Большую часть жизни они провели в Голубятне, в первой клетке. Причём в следующую клетку никого не сажали, чтобы вороны не травмировали соседей. По части травм Вова и Роза были большими специалистами!

Но потом их почему-то переселили из относительно новой Голубятни в старые клетки Фазанника.

Единственное, что тут могло уберечь от кражи, это способность фазанов поднимать дикий шум. При малейшем испуге они делали «свечу», врезались в верхнюю сетку и оглашали зоопарк надрывными криками. Голоса их были лишены приятности, но тарарам поднимался что надо. Правда, воронам это не помогло.

Порезы на их сетке появились в первую же ночь после переселения. Я сказал об этом Ибрагиму, пришедшему в Птичий отдел на смену Мымре Сергеевне. Моё предупреждение он выслушал с обычным безрадостным видом. Затем повернулся и, не говоря ни слова, ушёл пить чай. Ушёл, как ходил всегда, не вынимая рук из карманов.