Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

за строптивость угрожая муками ада. Проповедью, что у бедного отнимется, а богатому придается, она подчеркивала извечное деление на богатых и бедных, и эта проповедь, распространяемая с амвонов пышных, поражавших своим великолепием ум русской «простой чади» православных церквей, достигала определенных результатов. Она укрепляла авторитет древнерусских «господ» в глазах их «рабов», авторитет богатых в глазах бедных.

Церковь укрепляла власть князя и его авторитет. «Всякая душа властям предержащим пусть повинуется, — ибо нет власти аще не от Бога», — заявляла церковь.

Князь — помазанник божий, наместник Бога на земле. Его власть имеет божественный характер. На князе — «всемилостивое око благого Бога».

Обращаясь к памяти Владимира, митрополит Илларион говорил: «Сын твой Георгий… его же сотвори Господь наместника по тебе твоему владычеству».

Светская и духовная власть переплетается. Тот же митрополит Илларион заявляет о Владимире: «понеже бо благоверие его с властью сопряжено».

Компетенция князя необычайно расширялась Его дела благословляются самим Богом. «Ты поставлен еси, — говорят епископы Владимиру, — от Бога на казнь злым, а добрым на милование»[670]. Естественно, что христианская религия на Руси распространяется прежде всего среди общественной верхушки. Ее колыбелью были княжеский двор и терем, княжеские хоромы и гридницы. И первыми христианами были не «сельские людьи» по весям и не «простая чадь» по градам, а прежде всего княжие «мужи» всех рангов и «старейшины градские, «нарочитая чадь».

Христианская мораль сливается с моралью феодализирующейся дружины.

Воинство «о Христе» сливается с воинством дружинно-феодальным, и из теремных дворов, из княжеских сеней христианство лишь с течением времени перейдет в народ и завоюет его для церкви.

А пока что христианство укрепляется не среди народа (народ долго оставался, даже уже формально крещенным, по сути дела язычником, что отнюдь не умаляет достоинств русского народа), а среди господствующей верхушки, все теснее и теснее сплачивающейся вокруг князя.

Так Владимир при помощи церкви укрепил свою власть и «сочетал теократический деспотизм порфирородных с военным счастьем северного завоевателя и стал одновременно государем своих подданных на земле и их покровителем и заступником на небе»[671]. Христианство распространялось прежде всего среди господствующей верхушки. Народные массы и в градах, и еще в большей степени — в весях долго еще придерживались язычества.

На Руси установился религиозный синкретизм. Процесс христианизации растянулся на десятилетия, даже на столетия.

Народная масса долго еще предпочитала Дажьбога и Хорса христианским святым, а волхва священникам. Еще во времена митрополита Иллариона его христианская паства была лишь «малым стадом».

Многочисленные проповеди и обличения XI–XII вв. и даже более поздних времен пестрят упоминаниями о том, как новообращенные христиане молятся в священных рощах, во ржи, у священных деревьев, источников, рек и кладезей, поклоняются огню-сварожичу, чтут Рода и Рожаниц, вил и русалок, справляют «навий день», чтут Хорса и Дажьбога, Стрибога и Волоса, поют, пляшут и играют в дни своих древних языческих праздников, колядуют и гадают, приносят жертвы и умыкают невест на игрищах.

Во времена Владимира только Среднее Приднепровье было очагом христианства, да и то наши источники связывают укрепление христианства с именем Ярослава.

Новгород и северо-восток Руси оставались еще долгое время, до XI–XII вв., полуязыческими, а языческие обряды погребений сохранились в Новгороде до XIII в., в Вятичской же земле — до XIV в. Христианство с большим трудом пробивает себе дорогу в массы «сельского людья» Руси, встречая, особенно на окраинах, упорное сопротивление. «Новии людье хрестьяньстии», «скрыта в пещерах кумиры своя, да их корьмници не жьгуть огнем». Такую пещеру, «юже бе ископали Варязи», «обрете» Антоний. Она стала родоначальницей Киево-Печерского монастыря[672].

Христианство было вынуждено идти на уступки, освящая и приспосабливая старые языческие обряды, обычаи, праздники, священные места и самих богов.

Даже в рядах феодалов, которым христианство служило орудием укрепления их владычества, долгое время продолжало жить язычество, и такой памятник, как «Слово о полку Игореве», несмотря на свое позднее происхождение, служит материалом для изучения не христианства, а язычества.

К. Маркс подчеркивает, говоря о «Слове о полку Игореве»:

Вся песнь носит христиански-героический характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно[673].

Принятие христианства было связано с крупными событиями на арене международной борьбы. За влияние на Русь боролись, и нельзя думать, что Византия беспрепятственно установила свой примат в деле принятия Русью новой религии. Несомненно большое влияние на Русь православной болгарской церкви.

Прежде всего обращает на себя внимание то, что свою письменность, свою «книжность» Русь получила из Болгарии, что языком древнерусской письменности стал, по сути дела, болгарский, древнецерковнославянский язык.

Быть может, как нами было указано ранее, Константин Философ положил в основу созданной им письменности «роушькый письмены», но в X в. они вернулись на Русь уже как «кириллица» и пришли из Болгарии, а с ними вместе пришла и «книжность».

За книгами и учителями Русь обратилась в Болгарию, и образованность Киевской Руси связана прежде всего, хотя и не только, с деятельностью этих болгар, миссионеров и просветителей.

И только тенденциозность греческого духовенства на Руси привела к тому, что русско-болгарские связи времен раннего христианства не нашли отражения в летописях и были забыты потомством.

Недаром последней женой Владимира, пережившей своего мужа (в событиях, связанных с борьбой Ярослава со Святополком и Болеславом, упоминается мачеха Ярослава), была болгарка, сыновьями которой были Борис и Глеб.

Не говорит ли это об усилении болгарского влияния при Владимире и не прав ли Титмар Мерзебургский, говоря о том, что греки при Владимире были не в большом почете?

И византийское духовенство, служившее на Руси, отомстило Владимиру и Болгарии тем, что вычеркнуло из русской истории и эти русско-болгарские связи, и имя болгарки, последней жены Владимира, и целый ряд деяний Владимира, которых не могла признать ортодоксальная греческая церковь[674]. В эти же годы, годы «испытания веры» и крещения Руси, активизируется римский папа, пытавшийся насадить на Руси христианство и включить ее в орбиту своего влияния.

Когда Владимир пребывал в Корсуне, «приходиша послы из Рима от папы, и мощи святых принесоша к Володимеру». Очевидно, это была попытка заставить Владимира признать авторитет папы. Посольство папы повторилось в 991 г. — «того же лета приидоша к Володимеру послы из Рима от папы, с любовью и честью». В 1000 г. «приидоша послы от папы Римского».

В свою очередь Владимир отправил посольство к папе. В 994 г. «послы Володимеровы приидоша в Киев, иже ходиша в Рим к папе». В 1001 г. «посла Володимер гостей своих, аки в послах в Рим»[675]. Все эти упоминания встречаются в поздней Никоновской летописи. Откуда взялись они, мы не знаем.