Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

– Я их ненавижу! – заявила она Мишелю.

Она ненавидела их только потому, что они были молоды. Она могла презирать их за их безрассудство, глупость, незрелость, ограниченность, и это все было правдой, но она также ненавидела их молодость – не физическое совершенство, а сам возраст и то, что у них еще все было впереди. Ведь не было ничего лучше, чем предвкушение. Иногда она просыпалась от счастливых снов, в которых смотрела на Марс с «Ареса», вскоре после того, как они выполнили аэродинамическое торможение и стабилизировались на орбите, готовясь к высадке. И пораженная внезапным переносом в настоящее, понимала, что это для нее было лучшим моментом из всех, это волнующее предвкушение при виде огромной планеты, где все казалось возможным. Это и была молодость.

– Подумай о них просто как о попутчиках, – посоветовал Мишель, как и во все предыдущие разы, когда Майя признавалась ему в этом чувстве. – Они будут молоды ровно столько же, сколько были мы: щелк – и все, да? А потом состарятся и умрут. Мы все через это проходим. Сотней лет больше, сотней меньше – без разницы. И среди всех людей, кто жил и когда-либо будет жить, эти – единственные, кто живет в ту же эпоху, что и мы. Мы живем с ними в одно и то же время, и поэтому мы современники. А наши современники – это единственные, кто может по-настоящему нас понять.

– Да-да, – согласилась Майя. – Но я все равно их ненавижу.

Воздушные линзы прожгли поверхность везде примерно на одинаковую глубину, поэтому, когда их лучи прошли над кратером Гейл, они прорезали широкую полосу поперек обода на северо-востоке и юго-западе. Но эти прорезы находились выше уровня русла в остальных участках канала, так что в ободе были вырыты более узкие проходы, а во внутренней площади – создано озеро, напоминавшее шарик бесконечного термометра канала. Система античной номенклатуры Лоуэлла здесь почему-то не использовалась, и у северо-восточного шлюза располагался городок под названием Бёрч-Тренчез, тогда как на юго-западе был город покрупнее – Бэнкс. Последний находился в зоне расплава и поднимался широкими изгибающимися уступами на сохранивший свой прежний облик край Гейла, откуда открывался вид на все внутреннее озеро. Это был безумный город, где экипажи и пассажиры спускали трапы, чтобы присоединиться к практически беспрерывным празднествам. Этой ночью гуляния были посвящены прибытию кампании «Свободный Марс». Просторная травянистая площадь, поместившаяся на широком уступе над озерным шлюзом, была набита людьми. Некоторые из них слушали речи, произносимые с плоской крыши, где была устроена сцена, другие, не обращая внимания на эту суматоху, что-то покупали, просто прогуливались, пили, сидели над шлюзом, где ели купленную в дымящихся палатках еду, танцевали, бродили по верхним районам города.

Все то время, что звучали речи, Майя простояла на террасе над сценой, откуда хорошо видела, как Джеки и другие высшие лица партии слонялись за кулисами, разговаривая между собой или слушая в ожидании своей очереди выступать. Среди них были и Антар, и Ариадна, и еще несколько человек, которых Майя видела в недавних новостных выпусках. Наблюдение издалека могло многое о них рассказать; так, Майя видела, что у них действовала та характерная для приматов иерархия доминирования, о которой столько рассказывал Джон. Двое-трое мужчин были закреплены за Джеки, как и – с другими обязанностями – несколько женщин. Один из мужчин, по имени Микка, состоял в мировом исполнительном совете и был лидером партии «Первые на Марсе». Это одна из старейших политических партий на планете, основанная для того, чтобы бороться за продление первого Марсианского договора, – Майя вспомнила, что тоже вроде бы в чем-то подобном участвовала. Сейчас политика на Марсе стала напоминать ситуацию в европейском парламенте, где множество мелких партий сосредотачивались вокруг нескольких центристских коалиций. В данном случае центром притяжения являлся «Свободный Марс». Красные, матриархи из Дорсы Бревиа и другие примыкающие то заполняли бреши, то откалывались. Все изменялось и так, и сяк, и создавались временные союзы, чтобы протолкнуть свои проекты. «Первые на Марсе» в этом множестве стали своего рода крылом Красных экотажников, которые оставались все такими же дикими, являлись опасной и беспринципной организацией, прибившейся к сверхбольшинству партии «Свободный Марс», не имея на то никаких идеологических причин, – вероятнее всего, они заключили какую-то сделку. Или же имело место что-то личное – судя по тому, как Микка бегал за Джеки, как смотрел на нее. Майя могла биться об заклад, что он был либо ее любовником или совсем недавним бывшим любовником. К тому же ходили какие-то слухи на этот счет.

Во всех их речах говорилось о прекрасном и чудесном Марсе и о том, как его могло сгубить перенаселение, если его не закрыть для иммиграции с Земли. И, судя по всему, эта точка зрения пользовалась большой поддержкой, так как речи сопровождались возгласами одобрения и аплодисментами. И это отношение толпы было явно лицемерным: большинство аплодирующих жило за счет туристов с Земли, да и сами они были либо иммигрантами, либо детьми иммигрантов, но все равно выражали одобрение. В этом заключалась немалая проблема: сейчас не стоило пренебрегать риском войны, игнорировать мощь Земли и ее первенство в становлении людской цивилизации. Не стоило бросать ей вызов вот так… Этим людям плевать на Землю, они ее просто не понимали. Такое пренебрежительное поведение толпы лишь придавало Джеки храбрости и привлекательности в ее борьбе за свободный Марс. Овации в ее честь оказались громкими и продолжительными; она многому научилась со времен неловких выступлений во вторую революцию и весьма преуспела. Весьма.

На сцену поднялись Зеленые, чтобы высказаться в поддержку открытого Марса. Они попытались предупредить об опасности замкнутой политики, но реакция, разумеется, была куда менее восторженной, чем после слов Джеки. Сказать по правде, их позиция выглядела трусоватой, а желание сделать Марс открытым казалось несколько наивным. Перед прибытием в Бэнкс Вендана предложила Майе тоже взять слово, но та отказалась и теперь лишь убедилась, что правильно сделала: она не завидовала выступавшим, которые высказывали свою непопулярную точку зрения уменьшающейся толпе.

После мероприятия Зеленые устроили небольшое обсуждение, и Майя довольно строго их раскритиковала.

– Такой некомпетентности я еще никогда не видела. Мы пытались их запугать, но на самом деле только сами выглядели запуганными. Кнут, конечно, необходим, но без пряника тоже нельзя. Вероятность войны – это кнут, но следовало рассказать им, почему продолжить принимать землян – это хорошо, – рассказать так, чтобы не выглядеть идиотами. Нужно было им напомнить, что у нас у всех есть земные корни, что мы сами навсегда останемся иммигрантами. И никогда не сможем забыть о Земле.

Они кивнули – и Атос, с задумчивым видом, вместе с ними. После этого Майя отвела Вендану в сторонку и расспросила о последних любовных связях Джеки. Как она и предполагала, ее недавним партнером оказался Микка, и, вероятно, он оставался им до сих пор. «Первые на Марсе», пожалуй, были еще более ярыми противниками иммиграции, чем «Свободный Марс». Майя кивнула: в ее голове начал вырисовываться план.

Когда обсуждение завершилось, Майя вышла прогуляться по городу вместе с Венданой, Атосом и остальными. Там они набрели на большую группу, которая играла с так называемым шеффилдским звучанием. Для Майи это был просто шум: двадцать разных барабанных ритмов звучали одновременно и исполнялись инструментами, которые изначально не задумывалось использовать ни как перкуссии, ни вообще для того, чтобы извлекать музыку. Но это ей подходило: под этот стук и грохот она могла ненавязчиво вести молодых Зеленых к Антару, которого заметила на дальней стороне танцевальной площадки. Когда они подошли к нему ближе, она воскликнула: