Константа - Александра Лимова

Это так неверно — ждать любви. Просто скажи, что любишь. Жестом. Движением. Взглядом. Поцелуем. И утони в том, в чем тонет человек любящий в ответ, когда он готов на все… это до боли и слез, это до понимания, что сакральное это любить… не ждать любви, а именно любить и все остальное так неважно и ненужно. И хочется застыть, умереть и возродиться и снова застыть в моменте, когда твой любимый мужчина, обнимая тебя тесно, говорит не о любви, о которой так предельно ясно обоим, он в сорванном шепоте признает одно из важнейшего в его жизни:

— Я дышу тобой…

В этом не было ни романтики, ни сентиментальности. В этом прежде всего была жизненная необходимость. Человека, живущего твоим существованием. Это что-то большее чем просто любовь…

* * *

Вечером следующего дня я нервничала и не скрывала. Ожидая прилета своей семьи, из-за работы Сакари, мамы и учебы Мишки уже послезавтра обязанными улетать обратно в Хельсинки, я стояла рядом с Костей в аэропорту. Сначала пыталась скрыть нервозность, напоминая себе простые и очевидные вещи, что мой мужчина и моя семья адекватные люди, что все хорошо, но чувствовала себя школьницей, впервые знакомящей парня с родителями. Костя замечал мое волнение и его это забавляло. Когда я, глядя на дяденьку, перестала скрывать, что нервничаю, надеясь на его жалость, он перестал скрывать, что его это действительно веселит, ввергая меня едва не в отчаяние. Вот сильная и независимая я до встречи с ним считающая, что лбом стены прошибать могу и люблю это делать, и, в принципе, ничего не имеющая против того, чтобы к закату молодости осчастливить своей заботой сорок котов, вместо одного мужика-шобы-просто-було-на-диване, если не найдется нормальный, сейчас чувствовала себя подростком рядом с взрослым дяденькой.

Я почти достигла порога отчаяния, когда, наконец, завершив всю процедуру прибытия, показалась моя семья. Мама, стрельнув оценивающим взглядом с побледневшей меня на поднявшего руку Костю, тронула за локоть Мишку, болтающего по телефону и Сакари, прокладывая траекторию движения к нам, уже направившимся к ним.

— Костя, — представился Анохин, поочередно пожимая руку Сакари и Мишке. Повернулся к моей маме, забирая у той чемодан и искренне, без пафоса и доверительно, — благодарю вас за дочь. — Краткий взгляд на моего брата, которого я только отпускала из объятий и тем же тоном и посылом, — и сестру.

Мама улыбнулась ему, скользнув взглядом по моей руке и, глядя в его глаза, произнесла:

— Видимо, настанет время, когда я поблагодарю вашу маму за сына.

— Я постараюсь, чтобы эти слова прозвучали. — Кивнул он.

Вертоле-е-ет и ночной Нью-Йорк под ногами. На этот раз Костя успел забронировать вертолетную площадку на крыше отеля. Затем быстрая регистрация моей семьи и вскоре мы все уже в ресторане отеля. Нервозность сразу пошла на убыль, потому что Анохин из числа людей, что и с пеньком в лесу смогут общий язык найти. Маме он нравился и стал нравиться сильнее после того, как сказал, что бизнесмен, является владельцем фирмы Мироныча в которую устроилась я, и пояснил для чего именно мы с ним здесь сейчас, что я тут буду делать и чем буду заниматься. Вообще не соврал, да и объяснил так, что мама, с укоризной посмотрев на меня, заявила, что она впервые в жизни поняла, чем именно я занимаюсь и вот как надо уметь объяснять. Некоторую дистанцию сохранял осторожный Сакари, у которого тоже, впрочем, эта дистанция быстро шла на убыль, потому что Костя был прост, открыт и не лгал. О расположении Мишки к нему и не стоило говорить, это было заметно невооруженным глазом, и сердце кольнуло понимаем, на чем зиждется это безусловное принятие — он видел перед собой мужчину, подарившим мне то, что, казалось, перечеркнул он сам. Я отвела взгляд от брата, в таких похожих глазах которого наконец оседало успокоением то, что долго его мучало. Нас обоих.

Мама пнула меня под столом и я подняла на нее взгляд. Не сразу сообразила значение жеста ее пальцев, вскользь коснувшихся ее губ, и она пнула меня требовательней, чтобы побыстрее дошло. Как и всегда сработало — о, да-а-а, разумеется! Моя мама взрослая, самодостаточная женщина, которая до сих пор стесняется того, что курит! А тут плотный ужин и заебись выпивка, человеку нужно подымить и сделать это так, чтобы его заеб был удовлетворен.

Подхватив клатч и изобразив, что мы с ней идем в уборную, направились на выход.

Спустя несколько минут с большим и скрипучим трудом отыскав укромный место на паркинге отеля, где мама, затырившись между Роллс Ройсом и Бугатти в уголке парковки, наконец-то с довольством курила, я, глядя на нее, не выдержала и пытливо поинтересовалась:

— Ну, что скажешь? Только правду, а не как с Артуром.

— Ой, мамино сердце не может не радоваться, когда с ее дочерью как с принцессой обращаются. — Стряхивая пепел и с подозрением оглядываясь, задумчиво кивнула она. — Хотя, ты иногда та еще ведьма. Бедный мальчик. — Затянулась, удовлетворенно глядя на гоготнувшую меня и настоятельно порекомендовала, — поэтому ты ему все свои карты не раскрывай сразу, в девочке должна быть загадка, свою подольше храни, а то сбежит.

— Ма-а-ам! — с обожанием потянула я, едва не выронив свою сигарету и тискивая смеющуюся ее в объятиях.

Вернулись в ресторан и дальше… просто мерно. Просто в константе. Разошлись по номерам, Косте сообщили, что его джет готов. У нас был уговор, что я не поеду провожать, думаю, потому что тяжело было бы не только мне. Так что прощание состоялось у порога номера. С трудом оторвавшись от его губ и, заставив себя расцепить руки, чувствуя, его краткий поцелуй на лбу, нехотя глядя как его пальцы поворачивают дверную ручку, невольно оцепенела под его негромким, но очень твердым:

— Андрюш, я против наркоты. Категорически.

— Ты о чем? — подняла лицо, вглядываясь в светло-карие глаза, в полумраке коридора кажущиеся черными.

— Об Энди, Элджее и периоде, когда вы будете работать. Ни индики, ни сативы. Это их выбор, не мой. И не твой. Хорошо? Иначе я отреагирую… — сглотнул и доходчиво обозначил, — пиздецово. Это личный выбор каждого. Накурка это вроде по легкой, но, — подцепил пальцами подбородок фыркнувшей меня и неожиданно жестко сжал, однозначным тоном повторив, — отреагирую пиздецово, Женя.

— Дурной… — не сдержавшись, рассмеялась и потянулась к его губам, осторожно обвивая плечи. Важно, что бы понял, что я люблю вайб, но я в нем не растворяюсь. Отстранилась, обхватывая его лицо ладонями, касаясь поцелуем уголка губ и, глядя в глаза так же твердо обозначила, — никакой наркоты ни в каком виде. — Дождавшись его удовлетворенного кивка, чуть задержала, когда отстранился и прищурено глядя в его лицо приподнявшее бровь, уточнила, — Кость, ты же пробовал, да?

— Чисто из интереса. — Невозмутимо кивнул он, удрученно глядя на расхохотавшуюся меня, вцепившуюся в него уже крепче, с неверием глядя в его глаза, а Константин Юрич недовольно пробормотал, — вот опять ощущение как с Венерой, что сейчас начнётся личный позор о котором вообще никто не должен знать, но я смотрю в эти глаза… — Вздохнув, сбросил сумку с плеча на пол и оперся спиной о дверь, притянув меня к себе, с неохотой признал, — сатива в период, когда я себя богом чувствовал, то есть был дебилом и не считал допинг зазорным, мне действительно не хватало часов в сутках.