Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов

Тут Томмазо Кампанелла задумался и закатил глаза, точно бы прикидывая в уме так и эдак, словно бы соображая что-то…

– Помножили!.. Помножили!.. – радостно воскликнули студенты, которые, конечно же, были под некоторым, вполне определенным хмельком и потому воспринимали любое сказанное предложение с большущим энтузиазмом и восторгом.

– Помножили!.. Помножили!.. – воскликнул сынок Лассаля, ведущий сегодняшнего вечера. – О!.. Это должна быть очень… Очень большая насыщенность жизни событиями. Очень большая насыщенность!.. Просто груда!.. Просто море событий.

– Нет!.. Лучше помножьте на сто! – после некоторого колебания сказал Томмазо Кампанелла.

– Помножили!.. Помножили!.. – с восторгом загалдели подвыпившие студенты. – Уже помножили!.. Дальше!.. Дальше!..

– Да… Что же дальше? Мы уже перемножили, – это ведущий вечера Лассаль-младший. – Что же дальше?

– А дальше, пожалуй, помножьте на тысячу. Да-да!.. На тысячу!.. Именно на тысячу, – зрачки Томмазо Кампанелла расширились, он очень сильно побагровел от волнения. Похоже, он входил или уже вошел в раж. – Помножьте на тысячу!..

– О!.. На тысячу?! На тысячу?! Неужели уж так-то?!. – загалдели со всех сторон студенты. – Прямо-таки на тысячу?!

– На тысячу?! Да он обалдел!.. Такого не бывает!.. Такого напряжения событий, такой интенсивности не бывает!.. – воскликнул ведущий этого вечера сынок Лассаля. – Это уже слишком!.. Такого не бывает!..

– Но именно такое богатство событий мне и нужно!.. – с торжеством в голосе воскликнул Томмазо Кампанелла. Казалось, он был удовлетворен произведенным впечатлением.

– Именно в этом заключается мой максимализм, – продолжал он с большим воодушевлением. – Я хочу так много событий, чтобы они наслаивались, наскакивали друг на друга, чтобы следующее событие начиналось еще до того, как закончится предыдущее, чтобы всем этим событиям не хватало ни времени, ни места, чтобы уместиться, чтобы они уподоблялись огромной толпе, толпище, массе, груде людей, которые пытаются вломиться, набиться в одну маленькую, малюсенькую комнатку. Эти люди – это события. Комнатка – моя жизнь. Нет, теперь – это не только моя собственная жизнь – это еще и жизнь «Хорина». Теперь моя жизнь – это жизнь «Хорина»!.. Люди-события набиваются в малюсенькую, совершенно не предназначенную для этого каморку, вот уже сорвана толпой с петель и отлетает в другую сторону дверь!.. Вот уже звенят стекла и трещат оконные рамы, качается лампочка под потолком. Мигает в ужасе от такого наплыва событий эта лампочка! Скрепит и трещит пол!.. Вот какого богатства событий я хочу!.. Вот в какой насыщенности событиями заключается мой максимализм!..

В этот момент сынок Лассаля посмотрел куда-то наверх, под высокий потолок зала этого кафе (а интерьер состоял из двух ярусов), – туда где над зальчиком висел маленький балкончик на одного человека, на котором были укреплены многие из осветительных приборов, – и сделал едва заметный взмах рукой. Тут же по всему зальчику кафе погас свет, погасли даже маленькие светильники, укрепленные над барной стойкой, только светились маленькие неоновые рекламки пива, виски и сигарет. Впрочем, в следующую секунду освещение заработало вновь, но это уже был немного другой «свет» – сильно приглушенный, багровых, мрачных тонов. Без сомнения, это по сигналу сынка Лассаля постарался человек, сидевший на малюсеньком балкончике под потолком.

– Что же он говорит? Что же он говорит?!. – всплеснули руками толстенькие студентки в масках поросяток, явно имея в виду Томмазо Кампанелла. – Ведь такой интенсивности событий не бывает! Такой интенсивности событий не бывает никогда!.. А он уже поверил в такую интенсивность событий. Он уже поверил!.. Что же он теперь станет делать? Ведь вскорости правда вскроется. Правда жизни обязательно вскроется!.. Что же он тогда станет делать?!.

Завершив на этом свою речь, Томмазо Кампанелла ловко соскочил со сценки, подошел к стойке, и, разглядывая напитки, расставленные за спиной бармена, взял протянутый ему Паспортом-Тюремным бумажник, собираясь заказать выпивку.

– Он – вор!.. Вор! – громко раздалось в этот момент в зале кафе.

Томмазо Кампанелла обернулся. На лице его изобразился ужас.

Таборский стоял возле него и показывал всем на бумажник, который Томмазо Кампанелла уже раскрыл.

– Он украл мой бумажник, еще раньше, в «Хорине»!.. – Таборский озирался по сторонам, ища поддержки в пораженных таким развитием событий посетителях кафе. – Там все мои деньги и документы.

– Так вот откуда твои деньги! – воскликнул бледный как полотно Томмазо Кампанелла, глядя на Паспорта-Тюремного.

– Вор! – закричал Таборский, глядя на Томмазо-Кампа-нелла, который по-прежнему держал бумажник Таборского в своих руках.

– Я – вор?! – потрясенно проговорил в ответ Томмазо Кампанелла. – Я – вор? – повторил он еще раз, побледнев сильнее.

– Поздравляю! – произнес Паспорт-Тюремный. – Теперь ты наш!.. Нам такие умные и талантливые – нужны!..

Сынок Лассаля делал судорожные знаки охране, чтобы они вывели всю компанию из зала, что через какое-то мгновение и было сделано. Студентки в масках поросяток последовали за Таборским и Томмазо Кампанелла в качестве свидетельниц. Паспорт-Тюремный выглядел совершенно спокойным и на Томмазо Кампанелла больше не смотрел вообще.

В гардеробной их уже поджидал, видимо до этого дежуривший на улице перед кафе, наряд милиции, вызванный в срочном порядке охраной заведения.

– Это не его бумажник, это я ему только что дал свой, чтобы он расплатился, – объяснил Паспорт-Тюремный милиционерам, показывая на Томмазо Кампанелла и на бумажник, который Таборский уже забрал у хориновского героя и теперь держал в руках. – Он не имеет к этому бумажнику никакого отношения.

– Да-да! Мы видели, это он дал ему бумажник, – подтвердили студентки в масках поросяток, показав на Паспорта-Тюремного.

У всех троих стали проверять документы.

Паспорт-Тюремный оказался по ним жителем Воркуты по фамилии Таборский, паспорт Томмазо Кампанелла на его настоящее, не хориновское имя, никаких подозрений не вызвал, а Таборский паспорта предъявить не смог и этим, а еще своим нетрезвым видом вызвал наибольшие подозрения у милиции.

Милиционеры посадили всех троих в машину и увезли…

После того как курсант-хориновец и Лефортовская Царевна уехали и Господин Радио остался на платформе один и перед тем как он пришел в хориновский зальчик уже с милиционерами, он побывал в ближайшем к «Хорину» отделении милиции. Там Господин Радио умудрился попасть в кабинет к достаточно крупному, по меркам этого отделения милиции, милицейскому начальнику.

– Невозможно!.. Совершенно невозможно нести культуру в массы!.. Меня непрерывно атакуют какие-то хулиганы… – проговорил он там чуть ли не скороговоркой. – Хориновская революция в настроениях погибает из-за этого Совиньи и помочь мне можете только вы!.. Помогите!