Чертополох и терн. Возрождение веры - Максим Кантор

Вергилий – фактический наставник в определении грехов и, соответственно, в построении гипотетического государства: у него имеется римский опыт.

Поэтому Вергилий и взят в вожатые. Вместе с Данте они обдумывают, как обустроить жизнь живых, как должно выглядеть государство. Причем авторитет Вергилия обоснован для Данте двумя обстоятельствами (помимо поэтического гения): Вергилий – любимый поэт императора Октавиана, и Вергилий – символический представитель Аристотеля. До того как создать «Комедию», Данте написал трактат «Пир», в котором обосновал существование двух авторитетов: римского императора и Аристотеля, которого Данте именует Философ. Трактат «Пир» остался незаконченным, точнее, едва начатым – он попросту растворился в «Комедии»; художественно он гораздо слабее, а теоретически нужды в нем уже не было, но намерение Данте обозначил полновесно – «преподать урок, которого никто другой преподать не может». И вот именно в «Пире» сказано, что есть Философ и римский император, они и являются божественными учителями. Обе эти ипостаси как бы слились в Вергилии.

Учреждение общего миропорядка – в представлении Вергилия – выглядит столь же противоречивым и смутным, как и идея Данте о мировой монархии. Внутренние несоответствия политической конструкции Данте в своей родословной имеют туманные взгляды Вергилия; речь идет не об умолчании или незавершенности мысли, но именно о неувязках, принципиальных противоречиях. Вергилий вроде бы миролюбив, но радуется победам римского оружия и гордится военной мощью Рима; Вергилий с ненавистью относится к междоусобицам и славит идею миродержавности Рима, но будто бы против внешних экспансий. Как возможно сочетать эти противоречия, из текстов Вергилия неясно. Идея римского владычества в произведениях Вергилия конкретна, но подчас принимает черты утопии: поэт грезит о золотом веке, о времени, когда все народы миролюбиво сольются в единую империю (о коей речь заходит еще в «Буколиках»), но эта империя, разумеется, будет Римской, а не абстрактной. Путешествие Энея, в отличие от путешествия Одиссея, который едет к жене, имеет цель государственную, он ищет землю, где возникнет величайшая держава:

Октавиан Август чтит своего поэта за прославление императорской власти, и на протяжении всего творчества Вергилий славит дух Рима. Если в поэме «Энеида» есть центральная идея, то она связана не с судьбой Энея (и, тем более, не с его личной любовью: таковой просто нет), но с бессмертием идеи Рима. Эпитет «Вечный» основан на божественном предначертании.

Данте вовсе не думает скрывать, что его ведет та же страсть, что и римского поэта, и героя поэмы, Энея, а именно: стремление к целостному миропорядку. Данте естественно отождествить с Энеем: сцены в Аду, куда Эней спускается за Анхизом, сомнений не оставляют. Анхиз, демонстрируя Энею души усопших, исполняет роль Вергилия по отношению к Данте, здесь заимствование прямое – но существует родство Энея и Данте в главном: в цели путешествия, поставленной путнику. Эней должен основать новое царство взамен разрушенного. И Данте тоже должен найти основание нового миропорядка взамен утерянного. Данте золотым веком считает мировую монархию, но не языческую, как Вергилий, а христианскую; в чем отличие христианской монархии от языческой, сказать, исходя из текстов Данте, невозможно. Нет ни единой строки, обещающей прощение или милосердие грешникам, но малейшая провинность по отношению к воле императора, который представляет райскую волю, неминуемо ведет к адским мукам. Сопрягая идею мировой империи (золотого века, олицетворенного империей) с христианской идеей, Данте создает столь же противоречивую политико-религиозную конструкцию, как и его духовный учитель. Еще со времен «Пира» (там этой теме посвящено два абзаца) Данте последовательно вносит причудливые предложения, на основании которых поэта в XX в. некоторые зачислили в коммунисты. Фраза «…чтобы между ними царил мир, которым наслаждались бы города, где любили бы друг друга соседи, в любви же этой каждый дом получал в меру своих потребностей, и чтобы, удовлетворив их, каждый человек жил счастливо, ибо он рожден для счастья» («Пир», IV, IV, 4) интерпретируется в марксистском духе. Такое прочтение, разумеется, далеко от дантовского понимания государства. Первое и базовое положение Данте – это установление на Земле единого всесильного единовластного Рима. «…для устранения междоусобных войн и их причин необходимо, чтобы вся земля и чтобы все, чем дано владеть человеческому роду, было Монархией, то есть единым государством, и имело одного государя, который, владея всем и не будучи в состоянии желать большего, удерживал бы отдельных государей в пределах их владений…»

Это, совершенно здравое в эпоху усобиц, желание вызывает, однако, некоторые опасения, когда узнаешь, что император своей властью, данной ему от Бога, контролирует все человеческие воли вообще. «Всякое искусство и всякое человеческое действие в известных пределах ограничены императором (…) Так что можно было бы сказать об императоре, если угодно образно представить себе его обязанности, что он – как бы всадник, объезжающий человеческую волю» (Пир IV, 9).

Верховный авторитет дарован императору непосредственно Богом, но как состоялся этот акт передачи верховных полномочий, Данте умалчивает; если из Библии нам известно о передаче Моисею заповедей на горе Синай или о рождении Сына Божьего, который пришел исполнить Закон отца, и эти события сугубо конкретные и задокументированные, то, в случае императорской власти, воплощение в ней Божественной воли недоказуемо. Но, однако, несомненно.

Данте помещает Гуго Капета в Чистилище, и родоначальник династии Капетингов в XX песни Чистилища объясняет, что является помехой для полноценного императорского управления: жадность отдельных князей. Волчица в бестиарии Данте, то есть жадность местных князей, должна быть уничтожена, и тогда утвердится гармония. Капет подтверждает:

Планы касательно Флоренции были Гуго Капету неведомы, их вложил в уста Капету Данте. А что касается логики рассуждения короля, то уместно привести исторический анекдот, повествующий о диалоге Гуго Капета с графом Перигорским, Адальбертом. Желая прекратить усобицы и обуздать притязания, Капет задал Адальберту вопрос: «Кто тебя сделал графом?» На что граф ответствовал: «А кто тебя сделал королем?» И, хотя такая логика в обсуждении миссии императора неизбежна, Данте ее избегает.