Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

и сержанты-де и солдаты сказывали ему, Ивану, что с теми двемя иноземцами почал он, капитан, пить вчерашнего дня с полудня и пил во всю ночь и сего дня по весь день, также и ис пушек стрелял во всю ночь. Да и при нем, Иване, он, капитан, из пушек стрелял же». После Грамотина возвратились на посольский двор вторые посыльные, Степан Чижинский и Борис Карцев, и докладывали: «Как-де они на корабль пришли, и в то время капитан Петр Памбурх спал, и они его будили ж и добудиться не могли долго. А сержант и солдаты сказывали им, что он, капитан, с гостьми, с иноземцами, вчерашнего дня с полудня и во всю ночь и сей весь день пил и во всю ночь с воскресенья на понедельник ис пушек стрелял и теперво спит пьян же. И они-де… дожидались того на корабле, покамест он проспится, много время до самого вечера и, видя, что день преклоняется к вечеру, насилу его разбудили и звали к посланником. И он ж де, лежа на постели, им сказал, что он ехать не может, потому что пьян. И они-де ему говорили, чтоб он, капитан, ни днем, ни ночью из пушек не стрелял. И он-де, капитан, приподняв немного голову, лежа на постели, говорил им через толмача, что он из пушек стрелять не станет». К этой записи «Статейный список» эпически спокойно добавляет: «И после тех посылок того ж числа в вечеру и на другой день с утра рано с того корабля из пушек он, капитан, стрелял»[815].

26 сентября за капитаном опять был послан Иван Грамотин, но Памбург и на этот раз не поехал, отговорившись тем, что у него болит нога и бок, и послал вместо себя подштурмана и матроса. На вопрос посланников, почему капитан к ним не явился, подштурман и матрос сказали: «Третьего-де и вчерашнего дня были у него гости, и с теми-де гостьми он пил и теперво едва жив с похмелья». Только после второй посылки опять переводчика Чижинского и подьячего Карцева капитан пришел на посольский двор. На вопросы и укоры посланников он ответил, что не был у них «для того, что были у него… французы и венецыяне и с ними пил и во пьянстве стрелял ночью и в день и в том просит он у них, посланников, прощенья, а впредь стрелять не будет». Посланники выговаривали ему, заметив, что, если бы даже у него в гостях были сами послы французский, голландский и английский, и тогда ему безвременно из пушек стрелять и тем на себя наводить султанский гнев не следовало.

Дело, однако, грозило принять серьезный оборот. Турецкое правительство распорядилось об аресте корабля, для чего к кораблю приехало на 24 каюках человек 200 янычар. Посланникам стоило немало труда уладить дело в переговорах с Маврокордато, явившимся к ним вновь от великого визиря 26 сентября с известием, что корабль «велено взять за караул и держать за караулом» на время пребывания посланников в Константинополе, а капитана удалить с корабля и держать на посольском дворе. Маврокордато передал, между прочим, посланникам о своем разговоре с голландским послом, который ему сообщал, что когда капитан начал на корабле ночью пальбу, то «на Галате женской пол в великом страху был и кричали так: горим, горим!». Посланникам ничего не оставалось более, как рассказать ему, что капитан просил у них прощения и больше стрелять не будет, и просить, чтобы султан изволил «вину ему отдать и положить на милость», «потому что то он учинил во пьянстве и причесть бы то к глупости его и к пьянству, а не к иному какому делу». Маврокордато, однако, заявил, что с таким ответом ему к визирю «придти не с чем», и салтаново величество доволен не будет. Какое в том капитану оправдание, что учинил он «пьянским обычаем»? Если бы человек убил человека до смерти, а после бы сказал, что учинил то во пьянстве, можно ли такого убийцу помиловать от смерти? Как они, посланники, размышляют? Можно ли такому великому государю, его султанову величеству, «в таких досадительствах и своевольствах тому худейшему человеченку и пьянице больше терпеть? А обещанию его, что обещался впредь того не чинить, верить нечему», потому что он и прежде обещался и того обещания не исполнял. Султан приказал корабль взять «за караул», а капитана с корабля сослать и держать на посольском дворе. Для того были посланы янычары, но им на корабле оказали сопротивление: царские ратные люди стали против них с ружьем, и неизвестно, что еще из этого произойдет. И поэтому, конечно, надобно им, посланникам, того капитана смирить не словами только, но самым делом, «чем бы тот роспалительной огонь могл быть утушен, не допуская больше к пространному разжиганию». Если гость в чем неугоден будет хозяину или какое зло ему причинит, что ему за это будет? «А салтаново величество — государь великий и славный, и самовластный; такому праху земному и пьянице непотребному за такие досадительства и ослушания како возможет утерпеть в злых его поступках? И чтоб они, посланники, той разжигатель-ной ране дали свое целительство, которое б могло его салтанова величества гнев обратить в милость». Капитана за его поступки не только с корабля взять доведется, но он достоин жестокого наказания. Отговоркам и ссылкам на обычаи в других странах верить нельзя; да если бы где такие обычаи и были, то они султанову величеству в государстве его не образец. «И когда-де его салтанову величеству такое дело показалось неугодно и непотребно, то надобно его отстаивать, а противного не делать, потому что-де салтаново величество в своем государстве, как на сухом пути, так и на воде, самовластен, что хочет, то и чинит».

Посланники ответили, что они «ни в чем воле и указу салтанова величества не противятся и противиться им в таких делех не належит… а на ту рану, которую учинил капитан, пластырь то, что салтаново величество тому капитану изволил вину его отдалить и положить на милость, а он, капитан, впредь так дерзновенно чинить и из пушек в день и по ночам стрелять не будет». Но они решительно протестовали против ареста корабля и удаления с него поставленного самим царем капитана: «А что-де его салтаново величество указал великого государя корабль взять за свой караул, также и его капитана, с того корабля сослать, и лучше-де им, посланником, смерть принять, нежели тот корабль с того места свесть, где он стоит, и быть