Властелин Севера. Песнь меча - Бернард Корнуэлл

Дом ей тоже нравился, она даже терпела речную вонь, чтобы посидеть вечером на террасе и посмотреть, как мимо течет вода.

– Он ее бьет, – однажды вечером сказала мне Гизела.

Я знал, кого она имеет в виду, – и ничего не ответил.

– Она вся в синяках, – сказала Гизела, – и она беременна, а он все равно ее бьет.

– Она – что? – удивленно переспросил я.

– Этельфлэд беременна, – терпеливо проговорила Гизела.

Почти каждый день Гизела ходила во дворец и проводила время с Этельфлэд, хотя Этельфлэд никогда не разрешалось навещать наш дом.

Я удивился, когда Гизела сообщила о беременности Этельфлэд, – сам не знаю почему. Новость не должна была меня удивить, и все-таки удивила. Наверное, я все еще думал об Этельфлэд как о ребенке.

– И он ее бьет? – спросил я.

– Потому что думает, что она любит другого, – сказала Гизела.

– А она и вправду любит другого?

– Нет. Конечно же нет, но он этого боится.

Гизела помолчала, чтобы собрать еще шерсти, которую пряла.

– Он думает, что Этельфлэд любит тебя.

Мне вспомнилась внезапная ярость Этельреда на лунденском мосту.

– Да он спятил! – сказал я.

– Нет, он ревнует, – ответила Гизела, положив ладонь на мою руку. – И я знаю, что ему не из-за чего ревновать.

Она улыбнулась мне, прежде чем вернуться к работе.

– Странный способ выказывать любовь, правда?

Этельфлэд появилась в городе на следующий день после его падения. Она приплыла на судне в город саксов, а оттуда на запряженной волами повозке переправилась через речушку Флеот и поднялась в новое обиталище своего мужа.

Столпившиеся по пути ее следования люди размахивали зелеными ветвями, перед повозкой шагал священник, разбрызгивая святую воду, а за повозкой следовал женский хор. Рога быков и повозка были украшены весенними цветами.

Этельфлэд явно было неудобно ехать, она цеплялась за бортик, но слабо улыбнулась мне, когда быки протащили колымагу по неровным камням под воротами.

Прибытие Этельфлэд было отпраздновано пиром во дворце. Этельред наверняка не хотел меня звать, но мой чин не оставил ему выбора, и в день перед празднованием мне доставили приглашение.

Пир был так себе, хотя эля было немало. Дюжина священников сидели во главе длинного стола вместе с Этельредом и Этельфлэд, а мне достался стул в конце стола. Этельред смотрел на меня зверем, священники не обращали на меня внимания, и я рано ушел, довольный, что мне надо пройтись до стен и убедиться, что часовые не спят.

Помню, кузен в ту ночь выглядел бледным, но это было вскоре после его приступа рвоты. Я осведомился о его здоровье, а он отмахнулся, как будто я задал неуместный вопрос.

В Лундене Гизела и Этельфлэд стали подругами.

Я чинил стены, а Этельред охотился, пока его люди рыскали по городу, забирая все, что приглянется, чтобы обставить его дворец.

Однажды я вернулся домой и обнаружил во дворе моего дома шестерых людей Этельреда. Среди них был Эгберт, тот, что дал мне воинов накануне атаки; лицо его ничего не выражало, когда я вошел во двор. Он просто молча наблюдал за мной.

– Что вам нужно? – спросил я этих людей.

Пятеро из них носили кольчуги, имели мечи, шестой был в роскошно изукрашенной куртке с вышивкой, изображающей гончих, преследующих оленя. На шее у него висела серебряная цепь – знак благородного человека. То был Алдхельм, дружок моего кузена и командир его личных войск.

– Нам нужно это, – ответил Алдхельм.

Он стоял рядом с урной, которую отчистила Гизела. Теперь урна служила для того, чтобы собирать в нее стекающую с крыши дождевую воду – чистую, свежую на вкус; такая вода была в городе редкостью.

– Две сотни серебряных шиллингов, – ответил я Алдхельму, – и она твоя.

Он издевательски ухмыльнулся. Цена была несоразмерно огромной. Четверо из этой группы, те, что помладше, уже успели наклонить урну, так что из нее выплеснулась вода, и пытались проделать это снова, но прекратили свои попытки, когда я появился во дворе.

Гизела вышла из главного дома и улыбнулась мне.

– Я уже сказала им, что они не могут ее забрать, – проговорила она.

– Она нужна господину Этельреду, – настаивал Алдхельм.

– Тебя зовут Алдхельм, – обратился я к нему, – просто Алдхельм, а я – Утред, лорд Беббанбурга, и ты будешь звать меня «господин».

– Этот не будет, – шелковым голосом проговорила Гизела. – Он назвал меня докучливой сукой.

Мои люди, их было четверо, встали рядом со мной и положили руки на рукояти мечей. Я жестом велел им отступить и расстегнул пояс, на котором висел мой меч.

– Ты назвал мою жену сукой? – спросил я Алдхельма.

– Мой господин требует эту урну, – ответил он, не обратив внимания на вопрос.

– Ты извинишься перед моей женой, – сказал я. – А потом извинишься передо мной.

Я положил пояс с висящими на нем двумя тяжелыми мечами на плиты двора.

Алдхельм демонстративно отвернулся от меня.

– Опрокиньте ее набок, – обратился он к своим людям, – и выкатите на улицу.

– Я жду, что ты извинишься – дважды, – проговорил я.

Алдхельм услышал в моем голосе угрозу и снова повернулся ко мне, на этот раз встревоженно.

– Этот дом, – объяснил он, – принадлежит господину Этельреду. Если ты и живешь здесь, то только с его милостивого соизволения.

Он встревожился еще больше, когда я приблизился к нему.

– Эгберт! – громко сказал Алдхельм.

Но Эгберт лишь сделал успокаивающий жест своим людям, веля им не обнажать оружия. Эгберт знал: если хоть один клинок покинет свои длинные ножны, между его и моими людьми начнется бой, и у него имелось достаточно здравого смысла, чтобы избегать кровопролития.

Но Алдхельм был лишен подобного здравомыслия.

– Ты – наглый ублюдок! – сказал он и, выхватив висящий на поясе нож, сделал выпад, целя мне в живот.

Я сломал Алдхельму челюсть, нос, обе руки и, возможно, пару ребер, прежде чем Эгберт меня оттащил.

Когда Алдхельм извинялся перед Гизелой, он выплевывал свои зубы сквозь булькающую кровь.

Урна осталась стоять у меня во дворе. Нож Алдхельма я отдал работающим на кухне девушкам – он пригодился им, чтобы резать лук.

А на следующий день явился Альфред.

Его корабль скромно возник у причала выше разбитого моста. «Халигаст» подождал, пока речное торговое судно не отойдет от пристани, потом тихо скользнул на его место за несколько коротких, эффективных гребков веслами.