Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

– Что ж, не нас одних Звана послала дыру запечатать? – Реккимер успокаивал лося-вожака, гладя его за ушами.

– Только что-то эти меховые на Свентаниных крылатых духов непохожи, – Гуннбьорн спрыгнул с возка и пошел за первой пороховой бочкой. – Хоть повезло, что порох не шарахнул.

– Когда охотник уток из лука стреляет, сам за ними в болото лезет? – гутан налег на борт возка, пытаясь перевернуть его в правильное положение.

– Охотник собаку пошлет, если есть, только что это ты вдруг?

– Крылатые духи крылатых собак послали? Помоги, один я его не переверну! А может, это и не Свентанины псы вовсе, а, к примеру, из дикой охоты Тарани Громовика?

– Кого?

Кузнецы, хоть и не были сильны в божественном, зато споро поставили возок колесами вниз и принялись собирать пороховые бочки, когда к ним приблизился несколько потрепанный Ускучея, а с ним – четверо ватажников. Все пятеро держали в руках мечи.

– Невмочь то, что в бочках, получить? – Гуннбьорн подобрал с земли тлеющую с одного конца ветку, другой рукой потянув за лямку и вытащив из-за спины железную свирель. – Что ж, получайте!

Кузнец повернул свирель отверстиями слегка расходившихся в стороны трубок к ватажникам, ногтем сковырнул крышку с отверстия в основании, и ткнул туда ветвь. Грохнуло, из дырок выпростались огненные языки, отброшенный отдачей Гуннбьорн остался сидеть на земле с ушибленным задом, а Ускучея и двое горе-охранников упали навзничь, с кровью, хлещущей из многочисленных дыр в их туловищах и лицах. Третий ватажник осел на колени, схватившись за горло, булькая, и хрипя. Бегство четвертого остановил гутанский метательный нож, воткнувшийся между лопаток.

Хан спал у двери, свернувшись в пушистое кольцо и прикрыв нос хвостом. Мордой, глазами, и общими размерами пес архона слегка напоминал кинокефалов, невозвратимо давно виденных Тирой в развалинах, но его передние лапы никак не походили на руки. Йи Ха, собака из-за моря, лежала, прислонясь боком к Хану, и внимательно слушала разговор, приподняв одно ухо.

– Если правильно сделать из дерева и шелка парящую птицу, она будет неплохо летать, но как урядить, чтоб крылья махали? Я долго думал, потом решил сперва попробовать что-то попроще, – коротко стриженный схоласт-варвар с неблагозвучным именем Кнур указал на горелку с китовым жиром. – Дым идет вверх, стало быть, если найти способ его поймать…

Варвар пристроил над горелкой полупрозрачный пузырь, в нижней части которого имелось отверстие, распертое бронзовым колечком.

– Рыбий? – спросил епарх.

– Нет, это из внутренности телячьей слепой кишки, – объяснил схоласт, держа колечко щипцами. – Смотрите!

Наполнившись горячим воздухом, пузырь расправился. Кнур разжал щипцы… и устройство поднялось в воздух.

– Лепота, Кнуре! – по-венедски восхитился Горм.

Ни по одежде, ни по поведению двух друзей нельзя было бы догадаться, кто из двоих сын архона, а кто – кузнеца. Оба были облачены в короткие шерстяные туники, подпоясанные широкими кожаными поясами, и в штаны, заправленные в добротные сапоги. У схоласта, эти штаны были сделаны из кабаньего спилка, у епарха – из чесанной шерсти. Оба, похоже, знали друг друга очень давно, возможно, даже выросли вместе, и схоласт не использовал в общении никаких форм, подобающих для обращения к епарху. В отношениях варваров, Тира уже не раз замечала черту, более или менее ожидаемую для общества в состоянии атаксии – крайнюю неопределенность или даже полное отсутствие иерархии. Горм, конечно, звался «ярлом,» но это слово с равным успехом могло означать епарха, архона, астианакса, автократора, или еще кого угодно выше положением, чем простой стратиот (называвшийся «карлом»). «Ярл» же подчинялся только гегемону, то есть «конунгу,» но почему-то считал себя ответственным не перед ним, а перед «карлами.» Более того, хотя отец епарха Килии тоже был «ярлом» какого-то варварского полуострова, титул не обязательно наследовался, так что практика отношений между представителями разных слоев и сословий не следовала никакому установленному порядку. Конечно, многие кланялись Горму и были с ним почтительны, но это было скорее следствием уважения, внушаемого лично епархом – не в силу его звания, а потому что он был одновременно намного сильнее, умнее, и острее на язык, чем средний смертный. Некоторым разочарованием для Тиры оказалось, что архона (или все-таки епарха?) не сопровождала повсюду вереница варварски разодетых любовниц, поющих гимны богине, правильно называемой «Свентана.» И уж совсем полной неожиданностью стало, что варвары могут вести архивы с описями запасов на складах, земельных наделов, и даже последовательности осмотра и обслуживания кораблей, не говоря уже о намертво высеченных в дереве и камне и неукоснительно соблюдавшихся законах. Правда, и здесь не обошлось без пренебрежения иерархией – по крайней мере, теоретически, конунг и последний «карл» были равны перед законом и могли на равных тягаться перед судом.

Поднявшись к потолку покоя, пузырь некоторое время висел под дубовой балкой, потом стал медленно опускаться.

– Одна беда – воздух остывает, – лицо схоласта выразило искреннюю печаль.

– Может, сделать оболочку из чего другого, чтоб лучше тепло держала? – предложил архон. – Шкурки мышиные?

– Тяжелы будут, – с недоверием сказал схоласт.

– А если пузырь сделать… побольше, а к кольцу… свечку привесить? – предложила Тира.

– А вот это стоит попробовать! – обрадовался варвар.

Свет в покое странно замерцал – зеркало, под углом в половину прямого висевшее над заваленным бумагами и частями механизмов рабочим столом, отразило на стену солнечный зайчик, пущенный наблюдателем в верхнем ярусе башни замка.

– Хаддинг возврашается, – на то, как угасло детское веселье Кнура, было просто жалко смотреть.

Тира направилась к лестнице – ее «темница» была вверх по переходу через стену, во втором ярусе соседней башни.

– Можем не торопиться, – сказал Горм. – Я эту, как ее, Ормхильд нанял кричать и плакать, у нее хорошо получается. Саппивок и Неррет в той же башне, но наверху.

– А они что делают? – спросил Кнур.

– Они пытались объяснить, но все, что я уразумел – первым делом, им зачем-то приперло выучить этлавагрскую грамоту. Нашли свитки с письмом и рисунками, что дружина в Этлавагре от дроттаров спасла, а уроки им пока дают Родульф и Скегги.

– Родульф их научит… плохим словам, – заметила Тира.

Впервые за довольно продолжительное время, она улыбнулась – оборот «плохие слова,» который она знала по-тански, даже не начинал описывать потоки сквернословия на языке гегемонии, на извержение которых был способен гигантский декарх, от чьей брани покраснел бы и темноликий васмулон. Горм встретил ее улыбку странным выражением – уголки его рта дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но архон остался безгласен. Взгляд голубых глаз варвара встретился со взглядом Тиры, и он потупился. Пленница задумалась – почему? Кнур, не заметив неловкого молчания предводителя, молвил: