Я (не) люблю тебя... Прости - Гала Григ

Но его не было. Врач не возражал против того, чтобы она отлежалась с тугой повязкой дома. Отец настаивал… И Мирослава сдалась.

Мать встретила Миру с мужем, недоумевающе переводя взгляд с одного на другую. Пришлось объяснять все с самого начала.

— А как же Миша? Он до сих пор не знает, где ты? Он ведь волнуется, — слова ее были вполне закономерны. Но Мира прониклась настроением отца, разделяя его точку зрения, что у Миши было достаточно времени, чтобы выяснить, где она. В ней проснулась обида и желание помучить нерадивого будущего мужа.

Когда же он, не выдержав неизвестности, заявился к родителям Славы, его ждал достаточно холодный прием. Искренне сочувствовала ему только Людмила Гавриловна. Тогда как Мира и Павел Афанасьевич поставили ему на вид, что он равнодушный и ленивый человек. И в этом была существенная доля правды.

В свою очередь, Миша обиделся на Славу, что она не позвонила ему даже тогда, когда могла воспользоваться телефоном отца. Ситуация «милые бранятся — только тешатся» усугублялась вновь появившимся недовольством Павла Афанасьевича. Он даже разговаривать не пожелал с будущим зятем.

Это была уже серьезная размолвка, в результате которой Мирослава пробыла в родительском доме до полного выздоровления. При этом она находила все новые и новые недостатки у Михаила. То считала, что он недостаточно внимателен к ней во время болезни. То была недовольна его бездействием в подготовке к свадебному торжеству. То вдруг заявляла, что кольца, купленные им, отличаются друг от друга, а она мечтала об абсолютно одинаковых.

Людмила Гавриловна объясняла капризы дочери необходимостью постоянно находиться дома. Правда, она не знала, что начало недовольству было положено еще при встрече Миры с Машей. А усугубились отношения после ссоры, о которой Мирослава предпочитала умалчивать.

Как бы там ни было, нога быстро восстанавливалась. День свадьбы приближался. А холодок, возникший вследствие назревающего кризиса, естественного для молодых пар, проживших вместе почти пять лет, не проходил.

Даже наоборот, взаимное недовольство друг другом нарастало. Михаил, чувствуя, что Мирослава отдаляется от него, настаивал, чтобы она вернулась к нему. И, надо сказать, был прав. Рядом с отцом Слава изменилась. Стала жестче, требовательнее. Но стоило им остаться наедине, как в ней просыпалась прежняя любящая и добрая Мира. Скучающая по ласкам Миши и мечтающая поскорее оставить родительский дом.

Однако, оставшись одна, она мучилась сомнениями. Взвешивала все за и против будущего замужества. И с сожалением признавала, что прежней остроты чувств не осталось.

«Куда все делось? — думала она, — ведь я готова была бежать с ним на край света. Любила ли я его тогда? И если да, то почему сейчас мне кажется, что не буду с ним счастлива?»

Мать, наблюдая терзания дочери, успокаивала:

— Славушка, все невесты перед свадьбой переживают, нервничают.

— Мама, о чем ты говоришь? Ведь мы вместе уже более четырех лет. Мы просто надоели друг другу. А расписываемся, потому что так положено. Чтобы как у всех — штамп и свидетельство о браке. К тому же, банкетный зал заказан, все оплачено. Даже платье давно висит в ожидании торжества…

— Знаешь, — продолжала она, — я думаю, мы упустили тот момент, когда все кажется в розовом цвете, а любые препятствия только раздувают пожар любви. Нам бы давно оформить отношения. Чего тянули — сами не знаем.

Подобные разговоры терзали душу Людмиле Гавриловне. Они же все глубже погружали Мирославу в депрессивное состояние. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы встряхнуть ее эмоции, вернуть мысли в привычное жизнерадостное русло.

И оно произошло…

Выздоровевшая и посвежевшая, Мирослава с удовольствием окунулась в привычную атмосферу. Правда, к Михаилу возвращаться не спешила. Аргумент был конкретный:

— Мишель, ничего в жизни не происходит просто так, — заявила она. — Наверное, так должно было случиться, чтобы я оказалась в родительском доме перед свадьбой. Невесту по традиции жених забирает от родителей. Вот и мы не будем нарушать правила!

— Славик, ты шутишь? Мне плохо без тебя. Ну какие традиции? — стонал Михаил. — Мы уже столько лет живем вместе, а ты вдруг вспомнила о традициях!

— И тем не менее, так будет правильнее. Достаточно того, что ты уже видел меня в подвенечном платье. Давай хоть что-нибудь сделаем по правилам. И вообще, позволь мне покапризничать.

Она умалчивала о том, что прекрасно чувствовала себя в доме у родителей. Ей нравилось просыпаться не от звонка будильника и не омрачать пробуждение мыслью о том, что надо бежать готовить завтрак. Людмила Гавриловна даже близко не подпускала дочку к кухне под предлогом травмы ноги.

Мирослава нежилась в любви и заботе, которых так давно была лишена. Поэтому ей хотелось как можно дольше продлить это счастливое время.

Но на работу вернулась с удовольствием. Привычное течение жизни отвлекало от грустных мыслей, измучивших ее во время болезни. Здесь же они сами по себе куда-то исчезли. Правда, их место заняли другие. Мирославе показалось, что сотрудники стали как-то по-особенному смотреть на нее. Даже разговаривали с какой-то настороженностью.

Но она решила, что просто отвыкла от общения, и ей это только кажется. Однако, будучи истинной дочерью своего отца, Мирослава решила выяснить, не произошло ли чего-то необычного за время ее отсутствия.

Кроме Маши, с которой она дружила еще со школьной скамьи, Мира была в хороших отношениях со многими сотрудницами. Однако приятельских отношений на работе предпочитала не заводить. Исключение составляла секретарь Михаила — Сонечка. Эта милая девушка всегда хорошо относилась к Мирославе, с удовольствием пересказывала общеизвестные офисные сплетни. При этом, никогда не распространяла доверенные ей секреты.

К ней-то и направилась Мира за новостями. Но Сонечка сослалась на занятость. — Эта новенькая, ну которую взяли на место Михаила Геннадиевича, совсем загоняла меня. То ей подай, это принеси, за тем сбегай. Как будто я секретарь у нее, а не у шефа. Наглая, самоуверенная и — Сонечка перешла на шепот, — ужасно противная.

— Ты уж потерпи. Может, мне с Михаилом поговорить о ней? Ну, чтоб на место ее поставил.

— Нет-нет, что ты! Как бы хуже не стало. Характер у нее скверный. Заносчивая и самовлюбленная до ужаса.

После этих слов Сонечка почему-то опустила глаза в пол и замолчала. Мирослава подумала, что отвлекает девушку от работы, и решила оставить ее в покое, а при случае все-таки поговорить с Мишей о новоявленной выскочке.

— Один. Можно я к нему? — Мирослава кивком указала на дверь Михаила.

— Да, конечно, проходи.

Михаил встретил ее как-то с прохладицей, что Мира отнесла на «положение обязывает».

— Ну, привет! Как ты тут управляешься?