Сочинения. Том 5 - Гален Клавдий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда для названий отдельных функций, предлагаемых Галеном, бывает трудно подобрать адекватный русский эквивалент. Так обстоит дело, например, с термином ἀνάδοσις, который в настоящем томе переводится как «усвоение» (О естественных функциях, I, 2, 7 К; I, 16, 60 К; I, 16, 63 К), однако перевод этот не вполне соответствует значению греческого термина. Буквально ἀνάδοσις переводится как «раздавание». Гален представляет эту часть пищеварительного процесса как переход пищи из пищеварительного тракта в печень и дальнейшее распределение ее по тканям. Речь идет именно о механическом распределении, а не о химическом процессе усвоения: с точки зрения Галена, переработка пищи происходит лишь в желудке и в печени, в то время как остальные части пищеварительного тракта заняты ее механической транспортировкой и распределением[75].
Несколько слов скажем о стиле трактатов, публикуемых в настоящем томе, и об историческом контексте, в котором они создавались (каким он реконструируется по этим и другим сочинениям Галена). Эти аспекты тесно связаны: тон всех трактатов резко полемический. К данным трактатам это относится даже в большей степени, чем к сочинению «Об учениях Гиппократа и Платона»[76], ведь почти все последователи Эрасистрата, полемике с которыми посвящены три трактата, были современниками, соперниками и конкурентами Галена, а Юлиан и Лик, которым посвящены два других трактата, были современниками Галена.
Полемический дух, которым наполнены эти трактаты, виден даже в такой незначительной, казалось бы, и плохо передаваемой в русском переводе черте, как употребление частиц. Древнегреческий язык чрезвычайно богат интонационными частицами, которые имеют множество оттенков значений и очень плохо поддаются переводу на другие языки[77]. Чем эмоционально насыщенней и риторически изысканней текст, тем больше в нем таких частиц. В сочинениях, перевод которых дается в настоящем томе, подчас наблюдается поразительное скопление интонационных частиц — иногда вместе с такими риторическими фигурами, как риторический вопрос, инверсия, анафора. Приведем несколько примеров. Здесь мы попытаемся дать более яркий перевод каждой частицы, в чем и будет заключаться отличие от перевода полного текста трактата, где подобная риторическая «пышность» избыточна. Согласно современному представлению, научный дискурс не предполагает риторических изысков, они только «затемняют» смысл, но во времена Галена понимание стиля было иным.
Первый пример из трактата «О вскрытии вен, против Эрасистрата»: «Что же это такое случилось с Эрасистратом, почему он ничего не сказал о нем [т. е. о кровопускании. — З.Б.]? <…> Ведь он бы, уж конечно[78], не обошел молчанием метод, который одобряет. Не мог же он, в самом деле, считать, что даже незначительные методы лечения нуждаются в его описании, а этот, такой важный, всякий желающий может открыть сам и без его помощи» (1, 150)[79].
Второй пример из трактата «О лечении кровопусканием»: «И поистине, величайшим злом будет, если они внушат молодым людям, изучающим врачебное искусство, что следует действовать подобным образом» (2, 253 K)[80].
Третий пример — отрывок из трактата «Опровержение возражений…»: «Воистину, если уж не так-то легко очистить грязь из сосудов, которые открыты, неужели же это легко будет сделать из мясистых частей?» (7, 285 К)[81].
А вот вполне типичный для галеновского полемического стиля пассаж — три риторических вопроса подряд и обличительный пафос, не уступающий классическому зачину «Первой речи против Катилины» Цицерона, также состоящему из одних риторических вопросов: «Кто сможет вынести такое? Кто потерпит такую глупость? Кто не пожалел бы времени, потерянного на спор с человеком, который сам не помнит и не понимает того, что сам пишет, но говорит и пишет, по пословице, все, что на вздорный язык придет?»[82]
Кажется, что такие пассажи сохраняют интонации устной речи Галена — раздраженного, возбужденного спором, уверенного в своей правоте. Воссоздается атмосфера публичных дискуссий на медицинские темы, постоянным участником которых был Гален. Тон и атмосферу этих дискуссий хорошо передает сцена, описываемая Галеном в первой книге «О естественных функциях»: «Кто-то из наших софистов, закаленный в словопрениях и во всем остальном, столь великий мастер поговорить, что другого такого не сыщешь, однажды заспорил об этом со мной. Он был настолько далек от колебаний по поводу чего бы то ни было из сказанного, что начал твердить, что он даже удивляется, когда я берусь нелепыми словами опровергать очевидные вещи. <…> Выпалив это и тому подобное мгновенно, ясно и без запинки, он под конец вскочил и удалился, оставив нас, как будто мы не могли уже придумать какого-либо убедительного возражения» (I, 13, 34–35 К). Такое экспрессивное поведение не было редкостью во время публичных дискуссий врачей: в других своих сочинениях Гален описывает, как оппоненты в ходе диспутов кричат друг на друга, «словно торговки рыбой», демонстративно громко смеются или рыдают, как зрители, не выдержав, вступают в дискуссию на стороне того или другого оппонента или как один из оппонентов выбирает жертву из числа зрителей и задает ей вопросы в духе сократовских диалогов, подводя к нужному ему выводу[83].
Мы знаем благодаря самому Галену, что по крайней мере некоторые из трактатов, вошедших в настоящий том, родились напрямую из таких дискуссий. Так, в начале трактата «Опровержение возражений…» (2, 253–254 К) Гален говорит о том, что это сочинение явилось записью его публичных лекций, содержавших разбор критического комментария Юлиана на «Афоризмы» Гиппократа. Лекции эти, по словам Галена, происходили ежедневно в течение более чем шести дней и в весьма эмоциональной атмосфере: слушатели давали оппоненту Галена обидные прозвища, сравнивали его с гомеровским Тер-ситом, а самого Галена — ни более