Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - Михаил Бенцианов

Еще несколько Мещерских (также без титула) встречаются в платежнице Деревской пятины. Их связь с князьями Мещерскими не находит подтверждения, хотя и кажется возможной. Каждому из них принадлежало по 30 обеж, оклад рядовых дворовых детей боярских, испомещаемых на рубеже веков[115].

Синхронно с появлением Мещерских на новгородских поместьях их близкие родственники Михаил, Никита и Яков Константиновы Мещерские (двоюродные братья Бориса и Василия Прозвитера) получили большие массивы земель в Каширском уезде. Известны представители этой фамилии были также в Боровске и в волоцком уделе. В дальнейшем князья Мещерские, по крайней мере их крещеная часть, уже не были связаны с Мещерой.

В 1505 г. были сведены из Великой Перми «вотчич» князь Матвей с родней и «братией»[116]. Позднее князья Великопермские известны были в центральных уездах (Медынский и Тульский уезды), хотя и не были отмечены в Дворовой тетради. Это свидетельствует об их довольно невысоком служебном статусе.

Отзвуки переселения видны в родословии князей Мышецких, владевших до конца XV в. крохотным княжеством близ Тарусы. В завещании Ивана III Мышега, их родовое владение, также передавалась Василию III. Появление Мышецких на московской службе прослеживается несколько ранее. Князь Иван Мышецкий был в 1480 г. на докладе у коломенского наместника Я. З. Кошкина. Сами Мышецкие на рубеже веков получили поместья в Новгородской земле[117].

За пределами круга владетельных князей «отчичей» потеряли великокняжеские пожалования тверские князья Осип Дорогобужский и Андрей Микулинский, которые держали Ярославль и Дмитров, соответственно[118].

Успешные войны с Великим княжеством Литовским значительно увеличили численность княжеской прослойки на московской службе. В значительной степени успехи Москвы в этом противостоянии были обеспечены привлечением на свою сторону служилых князей московско-литовского пограничья, что накладывало на взаимоотношения с ними определенный отпечаток. Статус многих князей, союзников Ивана III был законсервирован на несколько последующих десятилетий. Тем не менее даже в этом случае были свои исключения. Несмотря на жалованную грамоту, родовые владения были конфискованы у князей Вяземских. По завещанию Ивана III Мещовск (Мезецк) был передан в удел Дмитрия Углицкого. Князья Мезецкие получили в качестве компенсации волость Алексин и села в Можайском уезде взамен их отчины без права суда и сбора дани. В этом же завещании упоминаются волости князей Волконских Волкона и Колодна. Значительно урезаны были владения (как «держания», так и вотчины) Воротынских и, в меньшей степени, Одоевских[119]. Потеряли свои родовые центры также менее значительные князья Борятинские[120] и Гнездиловские.

В целом наступление на владетельных князей привело к значительному сокращению их количества, особенно в случае с княжескими династиями Северо-Восточной Руси. Лишившиеся своих земель князья представляли собой разнородную активную массу, нуждавшуюся в новых земельных пожалованиях и тесно зависимую от великокняжеской власти. Численность князей при дворе резко возросла в сравнении с серединой XV в., что отчетливо видно по данным родословных росписей. Немалый вклад в этот процесс внесли выходцы из Великого княжества Литовского, оказавшиеся по воле судьбы (добровольно или при завоевании их земель) на московской службе. Многие из них потеряли свои родовые владения, еще находясь на литовской службе (Кропоткины, Глазыничи, В. Бахта и др.), где они по своему положению, несмотря на сохранение княжеского титула, сближались с местным боярством[121]. Представлены были также среди князей лица татарского происхождения – князья Мещерские, Борис Тебет Уланович.

Лишь часть носителей княжеского титула к концу века вошла в состав круга боярской аристократии. Крайне немногочисленным осталось число служилых князей, имевших высокий индивидуальный статус. Большинство из них принадлежало к числу недавних литовских выходцев[122]. Для остальных представителей этой прослойки актуальной являлась задача адаптации в сложившуюся служебную систему.

Очевидно, что в силу происхождения и недавнего высокого положения многие носители княжеского титула претендовали на особое отношение к себе и представляли определенную проблему для центрального правительства. Количество такого рода «князей» было явно избыточным для решения текущих задач, тем более что многие из них давно утратили свой авторитет. В соответствии с отработанными в удельное время методами, большинство из них в ближайшие годы вполне могло быть лишено титула, перейдя на положение обычных детей боярских.

Представители княжеских фамилий в конце XV в. постоянно фигурировали в разрядах. В списках членов Государева двора, сопровождавших великого князя в его поездках, фиксация «князей» как отдельной категории служилых людей отмечается тем не менее с определенным опозданием. В разряде новгородского похода «миром» 1495 г. «князья» присутствовали в общем списке под рубрикой «А князи и дети боярские»[123]. Выделение «князей» к этому времени, очевидно, имело не слишком продолжительную историю. В перечне лиц, сопровождавших в Литву в том же 1495 г., но на несколько месяцев раньше, великую княжну Елену, присутствовали только «дети боярские». Среди них фигурировали те же лица и фамилии, что и в разряде похода «миром». Выходцы из княжеских фамилий занимали в общем списке первые места[124]. Два десятилетия назад в разряде поездки Ивана III в Новгород 1476 г. среди детей боярских наравне с выходцами из боярских семей числились князья Михаил Колышка Патрикеев, Иван Звенец Звенигородский и Петр Нагой Оболенский[125].