Крутая Бамбина - Маргарита Смирновская

Потом меня отвели к окулисту. Он долго меня мучил вопросами, что я вижу и как. Потом осмотрел глаз через аппаратуру и вынес вердикт, что немного поражена роговица глаза, но это не смертельно — видеть буду. Врач проделал несколько процедур с моими глазами, потом наложил на глаз компресс. Боль утихла.

Выйдя из кабинета, я ожидала увидеть Высоковского, но встретилась взглядом с Гущиным, который бросился меня сразу обнимать.

— Ну, Слава Богу, ты в порядке! — и он надел на меня темные очки. — Едем домой.

— Какое там домой! — вырвалась я. — Мне на работу надо!

— Вика, у тебя больничный. Да остановись ты! Высоковский поехал в офис, а нам велел вернуться домой и ждать его прихода.

Тут до меня стало доходить, что в больницу сопровождал меня только Михаил…

— Как ты нас нашел?

Гущин вздохнул:

— Высоковский сам вызвал меня. Он просил с тебя глаз не спускать, чтобы ты там кухню не разгромила и не валялась в конвульсиях от ран.

— А откуда у него твой телефон?

— Ну что за вопросы? Сам я ему еще на похоронах визитку свою дал!

Выйдя на улицу, я увидела серебристый «ниссан». Это оказалась машина Гущина, и мы на ней спокойно добрались до дома Высоковского. Голова у меня еще не отошла от уколов и пережитого шока. Сбросив с себя испорченное пальто, я упала на кровать и уснула.

Проснувшись, я нащупала на лице пластырь и повязку на глазу. Значит, не приснилось. Я медленно вышла из спальни и направилась на запах омлета. Гущин состряпал еще салат из свежих овощей, и вот тут я резко ощутила голод.

— Скажи, а зачем ты нужен Высоковскому? — спросила я Сергея.

— Красивый очень, влюбился в меня.

— Я серьезно.

— И я. Да кто его знает, что у него в голове?

Гущин подвинул мне тарелку с салатом и омлетом.

— Послушай, давай с тобой вместе работать?

— Кем? Секретаршей?

— Вика, тебе мало того, что случилось сегодня? Ты не поняла, что если бы ты сделала еще хоть один шаг, то инвалидом бы стала? Разумеется, кто сотворил это бракованное чудо техники, тот совсем дебил, потому что такой бомбой убить вряд ли получилось бы. И создалось впечатление, что кто-то кого-то предупредить хотел.

— Или покалечить, да?

— Не переводи тему!

— Кем ты хочешь работать?

— Вместе работать. Ты должна мне сливать всю информацию из офиса.

— Бухгалтерию Бонцева и договора?

— Вика! Ты же поняла, о чем я.

Я разозлилась. Да за кого он меня принимает?!

— Я сплетнями не занимаюсь. Нанимай своих лапочек из скайпа!

Это я вспомнила случай столетней давности, когда Гущин собирал информацию через мимимишных тупоголовых блондинок. Меня даже передернуло. Гущин с интересом приподнял одну бровь:

— Так ты и правда за мной подглядывала!

И тут его осенило:

— Вика, а ты ведь уже по-настоящему меня ревнуешь.

В этот раз аппетит у меня был зверский. Даже такое замечание Гущина его не перебило. Может, это потому, что я слишком много пережила. И я не стала комментировать эту чушь. А Сергей продолжил:

— Вик, ты же видела, я был прав! Прекращай ломаться, давай сотрудничать. И мне, и тебе это выгодно…

Я отодвинула пустую тарелку подальше от себя.

— Достал!

— Это значит: «Спасибо, любимый Сереженька, за заботу, я все сделаю из чувства глубокой благодарности к тебе» или…

— …или «Гущин, только попробуй хоть строчку слить в свою желтую газетенку, пристрелю на месте»!

— Так ты сейчас косая… — заметил Гущин и обидчиво добавил: — А газетенка у меня не желтая, а серьезная криминалка.

Но я услышала только о себе.

— Я косая?! — разозлилась я. — Я тебя подстрелю и с закрытыми глазами! Гущин, или работаем по-честному, или никак! — хлопнула я по столу и, разъяренная, потопала в свою комнату.

Конечно, я еще ночью пришла к выводу, что информативность Сережи мне очень кстати. Но я не сплетница и всех скелетов семьи Высоковских не собираюсь доставать на обозрение публики.

Через пять минут Гущин появился в моей комнате с чаем и вкусными пончиками.

— Я хочу тебе показать, что я не только кристально честный, но и заботливый, внимательный жених, — начал тираду Сергей.

Если б глаз не болел, то я бы закатила глаза, а пока мне оставалось хвататься за голову.

— Давай к делу, — продолжила я, откусив пончик, облитый шоколадной глазурью. — Ты ни строчки не опубликуешь без разрешения Михаила, это раз…

— Раз? — перебил меня Гущин. — Есть еще и два?! Любимая, тебе не кажется, что твоего «раз» больше чем достаточно?

— Любимый, — решила подыграть ему я, — а тебе не кажется, что ты меня ущемляешь в правах?!

— Я тебя ущемляю?! — изумился Гущин. — Я тебя кормлю, пою, караулю под окном, сплю на холоде…

— Только не говори, что все это ради меня! — уже взорвалась я.

Ведь яснее ясного: он все это делает ради новой статьи!

Но Гущин, видимо, решил изобразить влюбленного по полной программе, поэтому, рухнув к моим ногам, стал обнимать мои колени:

— Ради, из-за тебя, и вообще я — твой преданный пес!

Мне очень захотелось двинуть его ногой, чтоб не переигрывал, как вдруг я услышала голос Михаила:

— Тогда тебе не привыкать жить на улице и мерзнуть!

Это он обратился к Сереже, указывая на дверь.

— Прошу. Больше я тебя не держу.

Я замерла. Какой-то голос ледяной у Высоковского. И когда он успел войти?

Сережка удивился, увидев его. Он поцеловал мои ноги и поднялся.

— Уже вернулся? Я только чай сейчас допью, — обратился он весело к Высоковскому, надеясь, наверное, взять его обаянием и оптимизмом, но Миша спокойно возразил:

— Он уже допит. Тебе пора, — подчеркнул он.

Ни «спасибо», ни дружественных пожатий руки, и даже не поинтересовался, как мы тут… У меня поджилки тряслись от поведения Михаила. Сергей хотел ко мне подойти (наверняка, для того, чтобы чмокнуть в щечку), но Высоковский его оттащил, ухватив за рукав, и направил к выходу.

— Бай, любимая! — крикнул Сережа мне на прощанье. Я даже не сумела ему ответить. Уж слишком черная аура была у моего хозяина. Того гляди, меня уволит и тоже заставит спать на половичке у порога.

Я услышала, как захлопнулась дверь. Михаил, словно тень, появился в дверном проеме и, мягко улыбаясь, сказал: