Крутая Бамбина - Маргарита Смирновская

— Вик, ничего фигурка, но для журнала не подойдет. Форм не хватает, — продолжил Сережа.

Кровь подступила к вискам, в какой-то миг показалось, что я сейчас взорвусь и раздеру этого придурка на мелкие тряпочки. И вот в этот неподходящий момент в комнату ворвался Высоковский. Открыл дверь и замер. Моя кожа приобрела цвет мрамора. Взгляд Михаила остановился на мне, и вместе с его взором по телу замаршировали мурашки. Похоже, Михаил язык проглотил и забыл, зачем зашел.

— Присоединяйся, — хлопнул по кровати Серега, обращаясь к Михаилу.

Миша только после этого заметил Гущина и, чуть нахмурившись, замешкался. То ли обдумывал, что сказать, то ли оценивал обстановку. Я же, наконец, пришла в себя и сквозь зубы зарычала:

— Вы с ума посходили? Кто вам дал право врываться в мою комнату?!

— Какая ему честь, Вика! Своего хозяина называешь на «вы»…

Гущин поднялся с постели и направился к Михаилу.

— Слышь, тебе сказали, девушка стесняется, так что, проваливай, проваливай…

Сергей внаглую стал выталкивать Михаила. Я же разозлилась не на шутку и, подняв торшер, двинулась на ухажеров:

— Вон из моей комнаты оба! Пошли вон!

Понадобилось меньше двух секунд на то, чтобы они ретировались. Я отдышалась и стала красная, как рак, от мысли, что меня пилил взглядом Михаил. Наверное, как и Гущин, решил, что я похожа больше на стиральную доску, чем на женщину. Вот надо же мне было уродиться в тетю — худющей и безгрудой! Какой у меня там размер, первый или полтора? Я покупаю второй с пуш-апом, но это обман для себя. Да, для себя! Себя я успокаиваю, когда вижу более пропорциональную фигуру.

— Вика, если мы из-за тебя опоздаем, оштрафую, — услышала я уже знакомый тон педанта. Кто бы мог сомневаться!

— Оштрафуешь, тогда я напишу, что ты деспот. Сам ее сначала на тренировках пытал, потом голодом морил, затем спать не давал, а теперь после всех пыток еще хочешь бедную уставшую девушку оштрафовать за то, что она не выспалась! — защищал меня Гущин. Но Михаил даже не комментировал.

Когда я вышла, Гущин меня дернул за руку и, прижав к стене, прошептал на ухо:

— Там, за воротами, за вами наблюдают. Похоже, они лазили в гараж. Пусть вызовет такси, или поезжайте на байке, так безопаснее.

— Да ты что? Гущин, что ты несешь, совсем чувство реальности потерял… Отпусти меня!

Высоковский сверлил нас глазами и, дождавшись меня, вышел из дома, закрыв там Гущина, что вызвало мой смех.

— Я вас предупредил! — крикнул из дома Сергей.

— Зачем ты его закрыл? — поинтересовалась я.

— Его никто не приглашал. Как залез, так и вылезет.

Вся ситуация вызывала кучу вопросов. Почему Миша все это терпит? Почему не выгнал меня? Почему не вызвал полицию за незаконное проникновение в частную собственность? Нет, он точно нами играет. Осознание этого меня злило, как никогда. Высоковский стал открывать гараж, и у меня вдруг началось нервное сердцебиение. Я отвечаю за его безопасность, но игнорирую предупреждение от друга, который всю ночь гулял по территории и, быть может, лучше меня обо всем осведомлен.

— Отойди! — резко выкрикнула я, и Миша остановился, посмотрев на меня очень внимательно. — Я сама. Отойди за угол.

Миша усмехнулся и сделал, как я просила. Но по его лицу было видно, что он подумал, что я просто играю сейчас в охранника. Я решила, что убью Гущина, ибо он сделал за эти сутки меня трижды дурой, затем осторожно открыла гаражную дверь, а дальше… Дальше раздался взрыв. Хорошо, что я замешкалась и не вошла. По идее, я должна была сделать, как минимум, пару шагов вперед, но я задумалась и начала осматриваться. Это меня и спасло. Но все равно мне досталось. Уши заложило, лицо обожгло в нескольких местах, а один глаз очень щипало. По-моему, зазвенела сигнализация. Меня кто-то схватил за плечи и увел. Судя по объятиям и росту, это был Гущин. Я попробовала приоткрыть глаза. Мутно, потому что один глаз почти не видел, но все же я разглядела, как Высоковский беспокойно ходил и с кем-то эмоционально разговаривал по телефону. В ушах стоял гул, и я некоторое время ничего не слышала. Гущин мне что-то трындел и наезжал на Высоковского, который вообще на него никак не реагировал. Наконец, слух ко мне стал возвращаться. К этому времени подъехали Петров, Енисеев, еще несколько человек из полиции и скорая помощь.

Енисеев и Петров между собой спорили, потом допрашивали Гущина. Мне обработали лицо. Немного беспокоило, насколько изменилась моя внешность, но гораздо больше охватывал страх, что действительно кто-то страстно хочет доделать начатое — убить Высоковского.

Когда врачи оказали мне первую помощь, ко мне подошел Петров:

— Вика, как ты себя чувствуешь?

Ну, надо же, мы уже на «ты»! Это, наверное, Высоковский рассказал, что я — его охрана. А с охраной чего церемониться…

— Нормально, — ответила я.

— Почему ты сразу не вызвала полицию?

Какой традиционный вопрос!

— Я не знала, что там. Тебе Гущин уже все рассказал. Он ведь сказал, что сам не знал ничего. И я не была уверена, что там опасность.

Тут меня затрясло, и слезы полились из глаз. Петров растерялся.

— Леш, оставь ее, — обратился Высоковский к брату. — Я отвезу Вику в больницу. Она от шока еще не отошла.

Наверное, он был прав. Не сказала бы, что мне было страшно или жалко себя, или его. Нет! Просто я сама не знала, что со мной. Я ревела в скорой помощи до тех пор, пока мне не сделали укол, и я не уснула на плече генерального. Проснулась я от того, что резко затормозила машина. Я открыла глаза и поняла, что нормально видит у меня только один глаз, а дотронувшись до лица, ощутила боль, как от ожогов. Затем мой взгляд опустился на пальто, и тут меня охватил шок. Пальто было прожжено в нескольких местах. Что же тогда с моим лицом?!

По дороге к врачу я так и не встретила ни одного зеркала, даже в стеклянных дверях из-за мутного глаза я не могла себя разглядеть.

Симпатичная женщина, выгнав Высоковского из кабинета, долго осматривала меня.

— Мышцы лица не задеты. Ничего страшного, — наконец, сказала врач. — Возможно, останутся белые или розовые пятна от ранок и ожогов. И все же это излечимо. Сейчас мы лицо обработаем и дадим мази, потом будешь обрабатывать лицо сама. На эту неделю выпишем больничный, с пластырем на лице на работу неудобно ходить. В конце недели покажешься на прием. Тебе повезло, что попала только пыль и мелкие частицы.

Услышав это, я обрадовалась. Я теперь знаю, куда потрачу те деньги, что заплатил мне Высоковский за спасение своей жизни. На пластическую операцию лица! Ну, не в ожогах же мне ходить. Как я на себя сейчас злилась! Зачем я только поперлась сама открывать гараж, ведь знала, что Высоковского хотят убить, и сама вместо него полезла на рожон! Теперь придется терпеть боль и ложиться под нож хирургов.