Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти - Макс Скиттл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не видя ответной реакции с их стороны, я решаю прекратить улыбаться и как можно быстрее завершить консультацию. Удача на моей стороне. Оказывается, миссис Делавер пришла только для того, чтобы обновить рецепт на препарат «Орлистат», помогающий ей похудеть. Мы сидим молча и мучительно ждем, когда мой принтер «Хью» распечатает рецепт. Если бы только… Если бы только я не спросил миссис Делавер и Эмбер, чья это малышка, когда они вошли в кабинет.
Это была не лучшая приветственная фраза.
Вторник, 7 августа
Вы, должно быть, издеваетесь надо мной. Мистер Ричмонд растянулся на моем столе, часто дыша, как собака. Раскачиваясь на кресле, я наблюдаю за ним со смесью смущения и раздражения. Я начинаю с самого открытого вопроса, который только способен придумать: «С какой проблемой вы пришли?» Я чувствую, что на этот вопрос может последовать весьма объемный ответ. Мистер Ричмонд отрывает голову от стола и — сейчас будет моя любимая часть — с закрытыми глазами направляет на меня словесное цунами из никак не связанных между собой симптомов. Когда он начинает перечислять, я записываю его слова, но быстро останавливаюсь. Пока пальцы парят над клавиатурой, я смотрю на этого человека, являющего собой плавильный котел из всех существующих симптомов.
Если тело мистера Ричмонда не собирается самовозгореться и превратиться в эфир, то он несет полную чушь. Понимая, что это мой последний пациент на сегодня и что я должен сходить с Элис, которая сейчас на 36-й неделе, на предродовую консультацию, я решаю взять ситуацию под контроль. Надеваю ему манжету для измерения давления на левую руку и приказываю сесть прямо. Он быстро реагирует на садомазохистское проявление врачебного доминирования, и, прежде чем успевает дополнить список симптомов, в котором уже есть одышка, боль в обоих ушах, тошнота, гиперактивность мочевого пузыря, сыпь на левой ноге и сухость кожи губ (я серьезно), я измеряю его температуру, частоту сердечных сокращений, кислородную сатурацию и время наполнения капилляров.
Пока я заношу результаты осмотра (нормальные, разумеется) в его карту, мистер Ричмонд снова опускается до уровня стола. Его лицо теперь напоминает морду бульдога, прижатую к автомобильному стеклу. «На этот раз у тебя ничего не выйдет», — думаю я.
«Поднимитесь!»
Если вы найдете врача, который любит всех, знайте, что он лжет.
Я усаживаю его на смотровую кушетку и проверяю сердце, легкие, живот, уши и горло. Все в норме. Удивительно! Пресекаю попытку лечь на кушетку — я не собираюсь из-за него опаздывать на встречу с Элис. И прокручиваю в голове альтернативный сценарий: если бы он все же лег, мог бы я просто выключить свет и уйти? Вновь смотрю на мистера Ричмонда. Мое терпение похоже на тающую корочку льда на поверхности очень глубокого и опасного озера. Я продолжаю таращиться на него, позволяя потанцевать на этой корочке.
«Чего вы хотите?»
Интересно. Услышав вопрос, он выпрямляет спину. Он хочет сдать кровь на анализ. Я незамедлительно приступаю к действиям и начинаю заполнять направление на анализ крови. Одновременно я прошу его пояснить свое желание. Оказывается, он уверен, что с его кровью что-то не так. Странно, но ладно. Обычно пациентам кажется, что у них рак. Я прекращаю заполнять направление и начинаю поворачиваться к нему, чтобы объяснить, что наверняка все в порядке, однако на середине поворота останавливаюсь и снова сажусь лицом к компьютеру. Больше я не буду говорить.
Мне нравится подобная тактика. Пациенты, однако, ненавидят ее, потому что они начинают нервничать, сидя без дела. В кабинете. С незнакомцем. В тишине. После того как «Хью» (теперь я понимаю, что его очень нужно заменить) наконец выплевывает направление на анализ крови, которое из-за бледности чернил сложно расшифровать, я объясняю мистеру Ричмонду, что анализ даст нам ответы на все вопросы. Словно феникс, возродившийся из пепла, мистер Ричмонд поднимается со стула с новообретенной силой и пожимает мне руку. Он меня благодарит. Я говорю, что мне было очень приятно помочь, но это неправда. Некоторые терапевты, услышав об этом случае, скажут, что я зря дал ему направление на анализ крови. Они могут остаться при своем мнении, но я, однако, с ними не соглашусь. Понимаете, часто такие пациенты не унимаются, пока они не получат того, что нужно им для успокоения, даже если это какая-то ерунда. Если отказать им, они будут ходить от одного терапевта к другому и даже будут снова и снова приезжать в отделение неотложной помощи, растрачивая ценное время и ресурсы, пока кто-то наконец не спросит, что им на самом деле нужно. Я сразу прижигаю рану, поскольку в противном случае люди вроде мистера Ричмонда зальют кровью всю систему здравоохранения. Этого нельзя допустить, не так ли?
Четверг, 9 августа
Я тру глаза, но мозг отказывается пробуждаться, оцепенев от огромного объема работы. Сейчас 19:15, и это был длинный-предлинный день. Я продолжаю сортировать клинические письма, касающиеся пациентов моего коллеги, уехавшего в отпуск. Каникулы, посвященные йоге… Я вспоминаю, как в прошлом месяце у меня не получилось осознать пальцы на ногах, и вздрагиваю от мысли провести в таком духе неделю. Снова сосредоточившись на письме уролога о Джейми, одном из наших самых молодых пациентов, я осознанно делаю медленный глубокий вдох.
Мое терпение похоже на тающую корочку льда на поверхности очень глубокого озера.
Затем, затаив дыхание, просматриваю письмо, переваривая результаты обследования и диагноз: рак яичек. Я удрученно выдыхаю. Эти слова одновременно несправедливы и жестоки. Его направили на компьютерную томографию, чтобы проверить, не распространился ли рак на другие области тела, например лимфатические узлы в животе или легких. Джейми точно потребуется удаление пораженного яичка и последующая химиотерапия, необходимая для предотвращения рецидива. Ему всего 19 лет.
Откинувшись на спинку кресла, подшиваю письмо в медицинскую карту. Уже не в первый раз я ненавижу себя за жалость к самому себе. Это чувство наполняет меня, когда я думаю о времени, усталости и непередаваемом желании уехать в отпуск. Я откидываю голову на спинку. Знаю, сейчас иногда можно задержаться на работе по вечерам, но когда родится ребенок, я должен (и хочу) быть дома вовремя. Нам всем иногда нужна помощь. Все изменится.
В моем кабинете звонит телефон, и это не радует. Звонок из регистратуры. Игнорируя его, я снова смотрю в карту Джейми. У меня в животе все сжимается, и я мысленно даю Джейми подзатыльник. Более пяти месяцев назад он обращался к нашей медсестре Ирене и упомянул уплотнение в яичке. Ирена совершенно справедливо сказала ему срочно обратиться к терапевту и проконсультироваться с ним по поводу новообразования. Поскольку Джейми был слишком смущен, то прождал еще четыре с половиной месяца, прежде чем наконец обратиться к моей коллеге Джули. На консультации она записала четким шрифтом Times New Roman: «При осмотре обнаружено большое твердое пальпируемое новообразование на правом яичке». Хотя я никогда не встречал Джейми, я знаю его. Я не раз видел мужчин, которым стыдно вовремя достать яички, когда они чувствуют, что с ними не все в порядке. К счастью, ситуация постепенно меняется, и люди начинают более открыто говорить на такие темы. Я не особенно религиозен, но я молюсь, чтобы за это время рак не успел распространиться и по-настоящему подвести Джейми.