Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет - Александр Свисюк

Вообще же точкой отсчета в этой эпопее следует считать 29 мая 1959 г., когда в Кронштадте состоялась первая встреча ветеранов бригады подплава КБФ. Ее инициатором и организатором был все тот же Е. Г. Юнаков, ставший к тому времени командиром 3-го учебного отряда подводного плавания Кронштадской военно-морской крепости. Встреча происходила с участием заместителя начальника Военно-морской академии контр-адмирала Л. А. Курникова, Героев Советского Союза С. П. Лисина и М. С. Калинина и многих других. Доподлинно неизвестно, был ли именно тогда впервые вручен Маринеско молочный поросенок, но именно на этой встрече были оглашены данные, почерпнутые из немецкого журнала «Марине рундшау», о том, что Маринеско потопил лайнеры «Густлоф» и «Штойбен».

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Дело в том, что в 50-х гг. этот журнал публиковал сравнительно мало статей, посвященных военным действиям на море между СССР и Германией в 1941–1945 гг. Сказывалось отсутствие доступа к архивам – немецким по причине захвата их союзниками, советским – по вполне понятным причинам. Шло накопление документальной и статистической базы, формирование первых выводов об эффективности или неэффективности тех или иных родов сил ВМФ различных государств на разных этапах войны и театрах военных действий. В рамках этого в апрельском, майском и июньском номерах за 1959 г. были опубликованы списки судов всех стран мира тоннажем более 10 тысяч брт, потопленных за время Второй мировой войны подводными лодками. Каково же было удивление наших исследователей (журнал попадал в спецхраны библиотек и был доступен только для военно-морских историков в погонах), когда в списке оказалось всего три судна, уничтоженные советскими подводниками, причем два из них приходились на счет С-13 и ее командира А. И. Маринеско, о чем прямо и было написано в немецком журнале. Получалось, что немцы лучше знали наших героев, чем мы сами. Это обстоятельство и уязвило национальную гордость и как бы вдохнуло новую жизнь в тезис об оклеветанном и незаслуженно уволенном герое, а эта тема на самых разных конкретных примерах уже стала частью российского национального эпоса.

Для нас же во всей этой истории примечателен другой момент: получив цифры из немецкого журнала, наши историки и ветераны подплава, по всей видимости, незаметно для себя, позаимствовали и немецкий подход к определению успешности командира – суммарный тоннаж потопленных им судов. Для наших бывших противников такой стандарт был более-менее оправдан: подавляющее большинство подводных лодок кригсмарине сражалось на одном и том же театре (Северная Атлантика), где в рамках различных периодов войны все они действовали в примерно одинаковых условиях обстановки. Более того, сам командующий немецким подводным флотом гроссадмирал К. Дёниц прямо указывал, что борьба за потопленный тоннаж является главным смыслом и содержанием борьбы на вражеских коммуникациях и, если удастся топить больше тоннажа, чем его строят союзники, можно будет добиться блокады Англии и принуждения ее к сдаче. С учетом этого для немцев не имело значения, везло ли судно груз или нет, следовало в составе конвоя или одиночно, двигалось курсом на Англию или стояло на приколе на рейде какого-нибудь далекого колониального порта. Тот из командиров, кто топил больше тоннажа, и считался наиболее заслуженным. При длительном периоде боевой карьеры немецких «U-ботов» в начале Второй мировой войны, при списках, включавших 20 и более потопленных судов, разница в обстоятельствах потоплений в целом нивелировалась и оставались только суммарные цифры.

Совсем другая ситуация складывалась для советских подводников. На каждом из трех театров военных действий существовала своя, несравнимая с другим театром специфика. Например, на Севере противник почти не использовал для перевозок лайнеры, а на Черном море не то что 10-тысячников, там судов более 1000 брт у противника одновременно на ходу было не более двух десятков и ни одно из них не превышало 7 тысяч брт. В то же время подводники Севера и Черного моря не имели препятствий к выходу в открытое море, в то время как балтийские уже фактически с осени 1941 г. были поставлены перед необходимостью форсировать мощные противолодочные рубежи в Финском заливе. В 1943 г. и трех первых кварталах 1944 г. эти рубежи не смогла прорвать ни одна подлодка КБФ. Зато в 1942 г. и в завершающие месяцы войны после прибытия на позицию балтийские подлодки сталкивались со слабо или даже вовсе не охраняемым судоходством, в то время как на Севере с начала 1943 г. немецкое командование проводило суда в конвоях за двойной линией эскортных кораблей. В результате получалось, что для потопления скромного судна на Северном театре в рамках конкретной атаки командиру подлодки приходилось проявить куда больше мастерства, чем для потопления крупного лайнера на Балтике. Именно по этой причине в качестве мерила успеха в годы войны для советских подводников был установлен не суммарный тоннаж, а количество побед – ведь и для потопления скромной БДБ и лайнера размером со «Штойбен» требовалось попадание всего одной торпеды, и размеры судна никак не говорили о военном таланте командира, проявленном для того, чтобы эта цель отправилась на дно.

И еще один момент: статистика тоннажа, как и любая другая статистика, начинает давать правильный результат, только когда существует достаточно широкая цифровая база для анализа. Понять это можно на простом примере: глупо хвалить спортсмена за то, что он занял второе место, если в соревнованиях участвовало всего двое. Применительно к советским подводным лодкам, ни одна из которых, по подтвержденным данным, не потопила более семи судов, да и то в основном малого и среднего тоннажа, – это означает, что один «Густлоф» может «перевесить» показатели целого дивизиона субмарин Северного или Черноморского флота, а это уже противоречит всякой нормальной логике.

Но вернемся к рассмотрению последних четырех лет жизни А. И. Маринеско и начавшей набирать обороты кампании за присвоение ему звания Героя Советского Союза.

Важной вехой на пути к этому стала состоявшаяся летом 1960 г. вторая встреча ветеранов-подводников, на которой Александр Иванович познакомился с А. А. Кроном. Точнее, знакомы они были с зимы 1942 г., но настоящая дружба завязалась между ними именно тогда – в 1960 г. К тому же периоду жизни относится и запись бесед, легшая впоследствии в основу книги «Капитан дальнего плавания». Публикация статьи Крона о Маринеско в «Литературной газете» вызвала шквал писем в редакцию и разожгла интерес к теме в широких кругах населения Советского Союза. Увы, следующим импульсом стало смертельное заболевание, обнаруженное у Александра Ивановича в конце 1962 г., – рак пищевода. Об этом он признался Крону только в августе 63-го в связи с тяжелым материальным положением: оно обострилось из-за того, что больной Маринеско уже не мог работать, а одной пенсии не хватало на выплаты алиментов, по исполнительному листу и на лечение. Согласно статье Э. Поляновского, Маринеско даже написал в одном из писем к писателю фразу (сам Крон ее никогда не цитировал): «Последнее время – на 51-м году жизни я начинаю терять веру в советскую власть». На наш скромный взгляд, она звучала слишком несправедливо после того, как представители этой власти так долго закрывали глаза на проступки Маринеско, а затем отменили свои решения о наказании. Или, может, это намек на несправедливость законов, по которым следует платить алименты и выплачивать судебные иски? Возможно, это была реакция на отклоненное ЦК КПСС обращение 20 адмиралов и генералов, 6 Героев Советского Союза, 45 командиров и комиссаров подводных лодок (по информации Э. Поляновского) о назначении нашему герою персональной пенсии. Но для установления подобной пенсии существовали определенные основания. Соответствовал ли им Маринеско? Без документов ответить на эти вопросы невозможно. Зато на помощь к Александру Ивановичу пришли воспитанные этой самой советской властью люди: бывший заместитель наркома ВМФ адмирал флота И. С. Исаков и весьма известный в то время писатель С. С. Смирнов, к которым Крон обратился за помощью. Исаков ежемесячно стал высылать Маринеско по 100 рублей, С. С. Смирнов 4 октября 1963 г. посвятил «подводнику № 1» целый выпуск телеальманаха «Подвиг». После этого известность Маринеско стала всесоюзной, со всех концов страны начали приходить денежные переводы, но это уже не могло изменить печального финала – 25 ноября 1963 г. Александр Иванович умер от рака.