Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет - Александр Свисюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ощущение это усиливается при знакомстве с теми немногочисленными свидетельствами, которые лежат на поверхности. В частности, дело об осуждении Маринеско в декабре 1949 г. к тюремному заключению сроком на три года. В своем романе А. Крон довольно подробно, со слов Маринеско, повествует о его конфликте с директором Института переливания крови и той, выражаясь современным языком, «подставе», которую он организовал своему завхозу. Допустим, что все сказанное Александром Ивановичем было чистой правдой. Но осудили Маринеско не только за хищение торфяных брикетов и присвоение принадлежащей институту кровати стоимостью 543 рубля. В деле также фигурировали три прогула без уважительных причин, допущенные в течение одного лишь ноября 1949 г. Следует подчеркнуть, что на тот момент продолжали действовать статьи указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Судить уголовным судом за прогулы в Советском Союзе перестали лишь в 1956 г. На основании действовавших на тот момент законов и было произведено осуждение. Но что остается непонятным, так это линия поведения самого Маринеско. Обычно при возникновении сложных отношений с руководством человек стремится сменить место работы, а при невозможности сделать это старается вести себя безупречно. Александр Иванович же вместо этого допускает три прогула в течение месяца. Что это? Недооценка опасности или привычка к определенному стилю жизни, которая стала сильнее инстинкта самосохранения?
Так или иначе, но Маринеско был осужден и отправлен в лагерь, но за примерное поведение освобожден, не отсидев и двух лет. Судя по твердому и аккуратному почерку его писем к жене, продемонстрированных в вышеупомянутом документальном фильме, на зоне он не был сломлен ни духовно, ни физически. После освобождения работал в топографической экспедиции, а после смерти Сталина по небезызвестной «бериевской амнистии» судимость с него была снята. Это не только открыло дорогу для возвращения в Ленинград, но и дало надежду на восстановление в кадрах ВМФ. Как это ни покажется парадоксальным, но, став военным моряком не по доброй воле, Александр Иванович, пока служил, мечтал о жизни на гражданке, но после увольнения в запас, если верить признаниям, сделанным им А. Крону, стал скучать по службе на подлодках.
О попытке восстановиться на флоте публицисты и журналисты упоминают крайне редко, пишут о каких-то малозначительных деталях, но не дают ответа на главный вопрос: почему это «второе пришествие» так и не состоялось? Ссылки на «бдительный политотдел» малоубедительны – люди там за прошедшие после войны годы сменились, имя Маринеско там было мало кому известно, если известно вообще. Несомненно, что направление призванного на сборы офицеров запаса Александра Ивановича на должность дублера командира «эски» состоялось не случайно, а благодаря протекции старого товарища – бывшего комдива 26-го ДПЛ, а тогда начальника штаба 17-й дивизии подлодок Балтфлота капитана 1-го ранга Е. Г. Юнакова. Ответ на поставленный нами вопрос содержит аттестация, подписанная командиром 156-й бригады контр-адмиралом Н. И. Морозовым (док. № 7.1). Документ для нашего героя весьма нелестный, а потому необходимо пояснить, что Николай Иванович Морозов на протяжении всей войны с первого ее дня был командиром дивизиона «малюток» Северного флота и в качестве обеспечивающего участвовал в 23 боевых походах (более чем в четыре раза превзошел по этому показателю «подводника № 1»), неоднократно участвовал в торпедных атаках, в том числе и успешных, высадках разведгрупп, форсировании минных полей, бывал под бомбежками – одним словом, был настоящим морским волком. Его питомцы И. И. Фисанович и В. Г. Стариков стали Героями Советского Союза, причем задолго до того, как кому-либо стало известно имя Маринеско. Сам Морозов за время войны был награжден тремя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского и Нахимова 2-й степени, так что не доверять мнению этого заслуженного боевого офицера у нас оснований нет. Не смогли не посчитаться с данной оценкой и те, кто пытался помочь «подводнику № 1» восстановиться на флоте. В результате Маринеско вернулся в Ленинград и продолжил работу на номерном заводе по производству радиодеталей «Мезон», куда устроился еще в июле того же 1953 г.
О работе на заводе даже глубоко симпатизировавшие Маринеско А. А. Крон и журналист газеты «Известия» Эдвин Поляновский писали как о периоде взлетов и падений. С одной стороны, коллектив завода с уважением относился к ветерану, хотя до первых публикаций о нем (об этом речь ниже) ничего не знал о его личных заслугах. По словам писателей, свою репутацию Александр Иванович заслужил честным трудом и своей принципиальностью. С другой стороны, А. Крон пишет, что наш герой иногда разрешал себе «сделать выход», или, говоря простым языком, совершить загул. Далее писатель признавал, что был случай, когда такой «выход» совпал по времени с дежурством Маринеско в качестве заводского диспетчера. «Конечно, это была болезнь, – писал Крон. – Отступившая во время самых тяжких испытаний и вновь подкравшаяся, когда напряжение спало». Думается, всем понятно, на какую именно болезнь намекал литератор. Это не мог быть рак, который был обнаружен врачами у Александра Ивановича только в 1962 г. В конце 50-х гг. распалась и вторая семья Маринеско. Согласно интервью и публикациям старшей дочери Л. Маринеско, причиной этого стало то, что «Валентина стала выпивать». Стоит заметить, что младшей дочери – Татьяне – на тот момент еще не исполнилось и семи лет и родителю пришлось выплачивать на нее алименты. По этой или по какой-то иной причине, но дирекция завода разрешила Маринеско «зарабатывать сверх потолка» (выражение Э. Поляновского), что ближайшая ревизия сочла нарушением. По решению суда с Александра Ивановича теперь должны были удерживаться незаконно полученные средства. Было бы очень интересно взглянуть на материалы этого процесса, как и на служебные характеристики, сделанные на заводе, но пока в научный оборот никто эти документы ввести не пытался.
Ситуация для нашего героя сложилась критическая – жить ему было негде, но что еще хуже – практически отсутствовали средства к существованию, поскольку почти вся зарплата и минимальная пенсия уходили на алименты и выплаты по исполнительному листу. Кроме того, он финансово помогал проживавшей в Одессе престарелой матери. Но вскоре наличие старых друзей (кто именно хлопотал, пока установить не удалось) помогло Маринеско добиться очень важного для себя решения: приказом министра обороны № 600 от 26 ноября 1960 г. отменялись пункты всех приказов по отстранению от должности, разжалованию и увольнению его из Вооруженных сил, а вместо них теперь следовало считать, что он был уволен с должности командира С-13 в звании капитана 3-го ранга по сокращению штатов. Конечно, стремление помочь попавшему в затруднительное положение товарищу свято, пенсия после данного решения должна была существенно возрасти, но сами по себе новые формулировки не могут не вызывать недоумения. Понятно, что командование может снять взыскание, если посчитает, что оно было наложено незаслуженно или сыграло свою воспитательную роль. Но как оно могло отменить «собственное желание», по которому уволился Маринеско? И потом, разве экипаж С-13 расформировывался или в штат вносились какие-то изменения, да такие, что командира подлодки можно было уволить «по сокращению штатов»? Ничего подобного в действительности не было, более того, с августа по ноябрь 1945 г. на этой должности стоял совсем другой человек. Впрочем, это было далеко не последнее не вполне законное решение в «борьбе за восстановление честного имени народного героя».