Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет - Александр Свисюк

Если внимательно проанализировать все вышеизложенное, можно убедиться, что главная легенда о Маринеско – то, что именно он является «подводником № 1» советского ВМФ в годы Великой Отечественной войны, – опирается на два краеугольных камня. Во-первых, это гипертрофированное возвеличивание его боевого успеха и того влияния, которое он оказал на исход Великой Отечественной войны. Во-вторых, это забвение имен всех остальных советских подводников того периода. Остановимся на этих моментах поподробнее.

Совершила ли С-13 под командованием Маринеско подвиг? Под подвигом мы понимаем героический, самоотверженный поступок человека, группы людей, народа в целом. Есть и второе значение – важное по своему значению действие, совершенное в трудных условиях. Так это понятие трактует «Военная энциклопедия», так им оперируем и мы.

В самой атаке на «Густлоф» экипаж «эски» проявил себя не менее, но и не более самоотверженно, чем экипажи других подлодок КБФ, действовавших в конце 1944 г. – начале 1945 г. на немецких коммуникациях в Балтийском море. По сравнению с другими периодами и морскими театрами Великой Отечественной общие условия тогдашней обстановки воспринимаются как довольно простые, а тактическая ситуация в момент атаки на «Густлоф» даже беспрецедентно легкой. То есть с точки зрения проявленного мастерства и самоотвержения этот конкретный случай к выдающимся отнести очень сложно. А как насчет значения?

История содержит немало примеров, когда победы, пусть даже и громкие, не могли претендовать на звание подвигов. Имелись такие случаи и в летописи Российского флота.

«…Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и, конечно, в несколько раз сильнее ее в нравственном отношении. Следовательно, особенного «геройства» тут не представлялось, и «свет» этим «удивлен» также быть не мог. Но наши моряки сделали, все и каждый, свое дело отчетливо и точно, за что им честь и слава, – и в этих простых словах заключается высшая похвала, какую человеку заслужить дано…»

Эти жесткие, но справедливые слова были написаны по поводу победы в Синопском сражении 1853 г. флаг-офицером В. А. Корнилова, вице-адмиралом И. Ф. Лихачевым.

Чем же таким был ценен «Густлоф», что его потопление могло потрясти Третий рейх, причем не как-нибудь, а именно «до основания»? Конечно же, с учетом того факта, что строительство лайнера как подарок немецким трудящимся было разрекламировано на всю Германию, можно смело предположить, что новость о его потоплении, стань она достоянием широких слоев населения, веры в фюрера не добавила бы. Вероятно, именно поэтому в немецких СМИ того времени данный факт был обойден молчанием, и, соответственно, кого он мог потрясти, остается неясным.

Чисто военное значение судна было невелико. Вопреки утверждениям некоторых наших журналистов, его живучесть и непотопляемость не отличались от обычных стандартов, принятых для гражданских судов. Размеры лайнера делали его заманчивой целью для вражеских подводников и летчиков, следовательно, его возможное использование оттянуло бы на себя много эскортных кораблей, которых и без того не хватало. Именно поэтому немцы предпочитали привлекать к эвакуации беженцев суда среднего водоизмещения, а где возможно – быстроходные десантные баржи. Но даже не это диктовало необходимость постановки «Густлофа» на прикол после завершения рейса из Готенхафена, а отсутствие высококачественного дизельного топлива. Тяжелейший топливный кризис в рейхе, наступивший вслед за занятием Красной армией нефтеносных районов Румынии и Венгрии, являлся не надуманным, а самым что ни на есть реальным потрясением для рейха!

Кроме того, большое значение потопления двух лайнеров не подтверждается ни сведениями о реакции на это Гитлера, ни оперативными документами германского военно-морского командования. Не было и никаких траурных мероприятий общегерманского масштаба. Да и чему тут удивляться – гитлеровский рейх терпел одну военную катастрофу за другой на суше, битва за Атлантику была проиграна еще весной 43-го, и даже, будь на борту «Густлофа» в самом деле 70 сформированных экипажей субмарин, это бы ровным счетом ничего не изменило. На наш взгляд, считать иначе – все равно что заявлять, что коренной перелом в Великой Отечественной войне произошел не под Сталинградом и Курском, а 30 января 1945 г. у банки Штольпе.

На борту «Густлофа» погибло 406 матросов и офицеров 2-й учебной дивизии подводных лодок и 76 тяжелораненых. На «Штойбене» военнослужащих (раненых солдат, военных медиков и военных моряков из экипажа) погибло еще больше – до 3 тысяч. Эта цифра является максимальным показателем погибших солдат вермахта при гибели какого-либо судна от действий наших сил. Тем не менее, если попытаться проанализировать чисто военное значение этих потерь, окажется, что оно не так уж велико. Пожалуй, из всех вышепоименованных лишь погибшие подводники могли быть использованы немецким командованием для участия в военных действиях на суше, где решалась судьба Германии. Остальные были обречены на пассивное ожидание исхода битвы за Берлин – на своих судах или на госпитальных койках.

Говорить же о большом значении гибели нескольких тысяч беженцев и вовсе не приходится, пусть среди них и было какое-то количество гражданских чиновников и партийных функционеров не слишком большого уровня. Если это был необходимый «реквием по умершим во время блокады Ленинграда», как об этом выразился один наш публицист, то почему мы просто, чтобы сравнять счет погибших, не уничтожали немецкое гражданское население на занятых землях? Наверное, потому, что пресловутая советская власть, в отличие от указанного автора, никогда не считала такие «реквиемы» справедливыми и необходимыми. Официальная линия поведения Красной армии по отношению к немцам была совсем иной, а значит, и гордиться количеством утонувшего гражданского населения нам как-то не пристало.

Тот факт, что байки про десяток тысяч уничтоженных Маринеско гитлеровцев, всегерманский траур, памятники в Англии и Германии (!), обучение подводников всего мира на примере «атаки века» и т. п. живы и поныне, создает дурную славу нашей стране и отечественной исторической науке за рубежом. В Германии никто никогда официально не пытался причислить Маринеско к военным преступникам, – все утверждения наших публикаторов об этом есть не что иное, как попытка пустить читателей по ложному следу, заставить их дружно встать на защиту «подводника № 1» от несправедливых иностранных обвинений, но тот факт, что жертвами его атак в большинстве своем стали гражданские лица и раненые, вызывал и продолжает вызывать там горькие чувства. В этой ситуации называть всех находившихся на борту «Густлофа» «гитлеровцами», гибель которых недостойна сожаления, по сути кощунственно. Что бы чувствовали мы, если бы в современной Германии чествовали как национального героя летчика, торпедировавшего 7 ноября 1941 г. в Черном море транспорт «Армения», вместе с которым утонули 5 тысяч наших беженцев и раненых? Ведь имевший зенитные орудия и шедший в конвое санитарный транспорт был тоже вполне легитимной военной целью! Более уместной и конструктивной кажется иная риторика, и потому побывавший в санкт-петербургском Музее подводных сил России имени А. И. Маринеско генеральный консул Германии У. Шенинг оставил в книге почетных посетителей запись следующего содержания: «Через 60 лет после трагических событий Второй мировой войны, наконец, наступило время, когда русские и немцы совместно строят будущее. К этому призывает гибель немецкого лайнера «Вильгельм Густлоф» в январе 1945 года». Но у нас многие, похоже, с этим не согласны либо не понимают, насколько злорадство по поводу погибшего немецкого гражданского населения несовместимо с современным уровнем российско-германских отношений.