Чужая воля - Наталья Александрова

– Ну что, прошло напряжение? Напряжение, может, и прошло,но во мне разрасталась жуткая злость. Что же это такое? Когда они все оставятменя в покое? Нет, так жить нельзя, нужно срочно принимать меры.

– А теперь мы выпьем тибетского чаю, – гнул своюлинию Евгений.

– Только если потом ты отвезешь меня куда скажу!

– Ладно, – он согласился. Жидкость была бурогоцвета и пахла клопами.

– Ты уверен, что у меня не будет расстройстважелудка? – опасливо спросила я. – Видишь ли, мне сегодня нужно втакое место… Будет очень неудобно.

– Ты должна выпить! – не отставал он.

Пообещав себе в ближайшее время разобраться со всеми мужьямиоптом, я выпила. Евгений, кажется, сам удивился, как это ему удалось менязаставить, и пока великодушно решил не трогать мою карму.

К следователю Громовой я приехала раньше назначенного срокаи полчаса томилась в коридоре.

Кабинет был хорошо проветрен и достаточно просторен. Мебельхоть и старая советская, но не обшарпанная. Дама-следователь выглядела оченьпредставительно, в строгом сером костюме. Приглядевшись, я с некоторымудивлением обнаружила, что костюм достаточно дорогой и неплохо сидит.

– Меня зовут Громова Анна Николаевна, – сказалаона и сняла очки в красивой оправе.

Обычно очки человека делают старше и солиднее, но тутнаоборот. Очки скрывали морщины и выражение маленьких глаз.

А выражение это было, прямо скажем, не очень приветливое.Но, возможно, это у нее такая манера.

Громова задала мне дежурные вопросы, для протокола, а потомя сама честно рассказала ей про Луизу, зачем она ко мне ходила и почемуоказалась в нашем районе довольно поздно.

– Да, вот именно, – оживилась следователь, –почему она пришла так поздно? Обычно пожилые люди стараются не выходить из домав темноте. Времени у них много, стараются все дела сделать днем.

– Вы хотите сказать, что Луиза… Семеновна не работала?

– Она была на пенсии, но, согласно показаниям соседкипо коммунальной квартире, дежурила на телефоне в Речном экипаже, через два дняна третий по двенадцать часов.

Я помолчала. Обычная работа для нестарой пенсионерки –дежурство на телефоне. Но это дежурство как-то не укладывалось в моей голове снаписанием монографии.

– И кстати, – продолжала Громова, – вкоммунальной квартире, знаете ли, телефон стоит в коридоре, и соседипрослушивают разговоры друг друга. Так вот, соседка Плойкиной утверждает, чтодвадцать четвертого сентября утром, в тот день, когда ее убили, Луиза Семеновнаразговаривала с вами по телефону.

– Ну да, – недоумевала я, – я же вамрассказывала.

– Минутку, – строго сказала Громова, – я нелюблю, когда меня прерывают. Так вот, Плойкина хотела прийти к вам сразу же, сутра, а вы настойчиво просили ее перенести визит на вечер.

– У меня были свои планы. Днем мне хотелось поработать.А она отвлекла бы меня разговорами.

– Допустим, – зловеще, как мне показалось,произнесла следователь, потом надела очки и стала похожа на человека.

– У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? –спросила я сердито.

Что это за манера, в самом деле, подозревать всех и вся! Нуи методы у них.

– Понимаете, – она заглянула в свои записи, –Лариса Павловна, – убийство это нехарактерное. То есть нехарактерно онотем, что, во-первых, кто бы стал грабить бедную, плохо одетую женщину? Бомж илинаркоман, то есть те, кто уже совершенно себя не помнит, им хоть сколько денегдобыть, и то довольно. А мой опыт показывает, что такие личности редко убивают.

У старухи-то – выдернут сумку и убегут. Что она им могласделать, когда дождь, темно, на улице никого нету? Нет, бывает, конечно,всякое, но тогда уж ножом полоснут, и то не до смерти – в руку там, например.Человек от вида собственной крови пугается и преследовать уже никого не всостоянии. Или по голове стукнут чем-нибудь. Это – характерно длядеклассированного элемента. А тут металлическим шнуром от телефона задушили! Дане у всякого бомжа на такое и сил-то хватит!

Вполне разумно тетка рассуждает, не могла не согласиться я.Неглупая женщина, следователь Анна Николаевна Громова.

– И вот я вас спрашиваю, гражданка Воробьева, –неожиданно Громова перешла на официальный тон и сняла очки, – что вы мнеможете еще сказать про тот, последний вечер перед убийством Плойкиной? О чем выс ней говорили, не казалась ли она вам чем-то расстроенной, озабоченной иподавленной?

Интересное дело, да она всегда была озабочена, что быспереть из кабинета, сердито подумала я. Глазками так и бегала, курица-пеструшка.Но если я сейчас стану рассказывать это Громовой, она же меня в покое неоставит. Начнет допытываться, что Луиза могла искать в кабинете ВалентинаСергеевича, еще, чего доброго, и с обыском припрется. Откуда я знаю, как у нихтам полагается.

– Имейте в виду, отказ в содействии следствиюпреследуется по закону, – строго добавила Громова.

Напрасно она это сказала. Потому что я уже было началаколебаться, не рассказать ли ей кое-что. Но нет, ничего конкретного я покарассказать не могу, так что буду помалкивать. Поэтому я скромно потупила очи исказала, что Луизу Семеновну знала очень мало, поэтому не могла определить,подавлена ли она в данный момент или просто расстроена тем, что забыла зонтик.

Громова сверкнула очками, но молча подписала мне пропуск.

Опять возле парадной столкнулась я с белобрысым соседом. Онпоздоровался и отвернулся, чтобы вызвать лифт, а я украдкой взглянула на часы.Семнадцать часов тридцать минут. В прошлый раз мы с Горацием встретили егопримерно в это же время. Стало быть, у человека устойчивые привычки: утром водно и то же время на работу, вечером в одно и то же время – домой. И всегдаодин, как, впрочем, и я. Это наводит на размышления. Могу ли я предположить,что мужчина не женат? Думаю, что могу. Потому что женатый мужчина, увидевзапачканный плащ, в первый момент все же вспоминает о жене, а не обамериканской чистке. Может, вам интересно узнать, зачем мне нужноинтересоваться семейным положением человека, которого я совершенно не знаю икоторый мне даже не симпатичен? Отвечу откровенно: у меня появились на негосвои планы.

Дело в том, что пока я ехала в метро от следователяГромовой, я вспомнила, как утром издевался надо мной Евгений, и опять пришла вярость. Мне захотелось избавиться от них от всех раз и навсегда. То естьнавсегда, конечно, это слишком громко сказано, но отдохнуть от их опекинекоторое время мне просто необходимо. Если я буду скандалить, кричать, чтобоставили в покое и топать ногами, то они еще больше уверятся, что со мной невсе в порядке, еще, чего доброго, психиатра пригласят или невропатолога. А вотесли, наоборот, я буду вести себя прилично, не ругаться, да еще начну следитьза собой, это послужит мне на пользу. Да если еще рядом замаячит какой-нибудьприличный мужчина, то мужья уверятся, что со мной все в порядке и отвяжутсянаконец.