Чужая воля - Наталья Александрова

«Дом, который построил Джек, а вот страница, которая втемном чулане хранится в доме, который…» и так далее.

Синица, пшеница, страница… – старик определеннозаговаривался, если можно так выразиться про человека, который вообще молчалчетыре месяца. Надо пролистать тетрадь до конца и убрать подальше, нет силнаблюдать деградацию личности. Я вспомнила, как профессор, друг ВалентинаСергеевича, бормотал со слезами на глазах: «Пропала, пропала голова», – ипоняла, почему никто из сотрудников не навещал Валентина Сергеевича: им, ктознал его как человека блестящего ума, невыносимо было видеть его жалкого,потерянного, не сознающего, кто он. Так что там дальше про Джека?

«Вот коробка, в которой страница, которая в темном чуланехранится, в доме, который построил Джек».

Очень складно, не хуже, чем у Маршака. Я перевернуластраницу.

«А вот ленивый и толстый пес без хвоста…»

Дальше были сплошные рисунки, изображающие Горация. ВотГораций спит, положив голову на лапы, вот сидит, улыбаясь слюнявой мордой, авот ест суп из здоровенной миски, вид сзади. Действительно, пес без хвоста,потому что тот симпатичный обрубочек, что у него сзади, хвостом считать нельзя.

И что мы имеем в итоге?

«А вот человек, одинокий и старый, Который гуляет с псомэтим парой, Который совсем не имеет хвоста, Но по характеру очень неробкий.Интересуется желтой коробкой, В которой находится в папке страница, Которая втемном чулане хранится, В доме, который построил Джек».

И дальше опять пошли сплошные каракули. Я посидела ещенемного, тупо пялясь в тетрадку, а потом пошла спать, предварительно запрятавее подальше в ящик, решив, что подумаю над этим на свежую голову.

Разбудил меня телефонный звонок. Хорошо, что не в дверьломятся, а то я уже привыкла, что покоя не дают. Телефон звонил настойчиво, ипришлось встать.

Звонила следователь, фамилия ее была Громова. Она требовала,чтобы я пришла к ней сегодня в два часа дня на предмет дачи свидетельскихпоказаний о смерти Плойкиной Л. С.

– А сейчас сколько времени? – слабым голосомспросила я.

– Сейчас восемь тридцать, – железным голосомотчеканила следовательша. – Я специально позвонила пораньше, чтобы вы неушли на работу.

Значит, этот козел Мехреньгин телефон следователю мой дал, асказать, что я работаю дома, не удосужился. И теперь ни свет ни заря… Да ладно,все равно нужно вести на прогулку свое сокровище.

– Буду, – буркнула я в трубку и отключилась.

Выглянув в окно, чтобы узнать, какая нынче погода, яувидела, как из подъезда выходит белобрысый сосед с шестого этажа. На улице шелдождь, сегодня на нем было темное пальто, достаточно дорогое и элегантное. Но хватитпялиться на чужие пальто, ни к чему хорошему это не приводит. Настроение былохуже некуда. Во-первых, я не выспалась, потому что полночи просидела вкабинете, во-вторых – сегодня опять не удастся толком поработать над Бельмоном,потому что придется тащиться к следователю Громовой. Я узнала ее по голосу. Этоона звонила мне тогда по поводу Валентина Сергеевича. Кстати и выясним, нашлили ту угнанную машину, так, для разговора. И если выскочить с Горациемненадолго, то потом я смогу выкроить часа два на Бельмона, как раз закончутретью главу. Но и в этот раз мои намерения пошли прахом, потому что когда мы сГорацием подходили к дому, то увидели знакомую голубую «девятку», и из неевышел мой второй муж Евгений.

– Редко заходишь! – приветствовала я его, а просебя добавила: «Отлыниваешь от дежурства».

Евгений не уловил сарказма в моем голосе, он вообще ко всемуотносился очень серьезно. Примером тому может служить его имя. «Меня зовутЕвгений», – представился он мне в свое время при первом знакомстве. И в дальнейшемвежливо, но твердо пресекал мои попытки называть его Женей, Женечкой и Жекой.

«Ведь невозможно представить себе, чтобы Евгения Онегиназвали Женькой, – говорил он строго. – Есть имя – Евгений, запомни,это очень важно».

Я запомнила и так прониклась важностью момента, что дажерешила выйти за Евгения замуж. Скорее всего только потому, что он был полнойпротивоположностью Артему – невысокий, худой, безукоризненно вежливый и страшносерьезный. Он очень любил рассуждать о смысле жизни, о месте человека средисебе подобных и так далее. А еще он очень любил выяснять отношения. В течениепервого года нашей совместной жизни он так часто объяснял, что он ко мнечувствует, что мне это надоело. Однако года четыре мы с ним продержались. Послеразвода Евгений больше не женился, он увлекся восточной философией,эзотерической литературой и трудами разных шарлатанов с индийскими фамилиями.

Евгений запер машину, пренебрежительно отмахнулся от Горацияи протянул мне пачку книг.

– Ты обязательно должна это прочесть!

– Господи помилуй! «Дао самосовершенствования – путь ктвоему внутреннему Катманду»! – прочитала я на обложке. – Зачем мнеэто?

– Ты не понимаешь. Это восстановит карму, – твердоответил он. – У тебя очень плохая карма, нарушенная, тебе нужна новая.

– Чем же она так плоха? – Я пожала плечами. –По-моему, еще вполне ничего, можно немного походить. Знаешь ведь, как я нелюблю резко что-то менять. Я к новой карме могу не привыкнуть.

Видя, что он смотрит на меня по-прежнему строго и серьезно,я рискнула продолжить.

– К тому же, вдруг новая карма будет узка мне в бедрахили жать под мышками?

– Ты все шутишь, – покорно произнес он, – аведь я говорю совершенно серьезно.

– Я в этом не сомневаюсь, – кивнула я. – Тывсегда говоришь совершенно серьезно.

– Да, и вот еще – тибетский чай.

Я понюхала пакетик – пахло ужасно.

– Этим что – тараканов морят?

– Это пьют, – твердо ответил он, – а кофе ичай выброси.

– Да-да, – вздохнула я, – обязательно. СЕвгением лучше не спорить, а то он никогда не уйдет. Он поднялся со мной наверх,причем не позволил ехать на лифте, а заставил тащиться пешком на четвертыйэтаж.

– Ты бы хоть собаку пожалел, – твердила я,запыхавшись, но Евгений был неумолим.

В квартире Гораций сразу же уполз подальше, а я хотела былопрошмыгнуть в ванную, но не тут-то было.

– Сейчас я помогу тебе снять напряжение! – заявилЕвгений. – Нужно еще карму выправить, но этим мы займемся позже.

Я взглянула на часы – прощай, Бельмон!

– Встань посредине комнаты босиком и поднимируки! – скомандовал Евгений и открыл окно настежь.

Мне было очень стыдно стоять, как дура, босиком, с поднятымируками, но не хотелось ругаться с утра пораньше.

– А теперь скажи на выдохе «О»!

– О-о! – простонала я.