Сила Солнца: Фантастическая повесть для молодежи из времен недалекого будущего - Николай Андреевич Чайковский

За чем же я, собственно, сюда пришел? Ага! Вот она, моя спасительница!

Снял с полки небольшую бутылку с распылителем, я начал рассказывать японцу всякие небылицы о чудодейственном составе. Он слушал меня с большим сомнением.

Я сделал вид, что увлекся рассказом, словно бы ненароком встряхнул бутылку, нажал на распылитель — и внезапно направил раструб прямо в лицо назойливого гостя. С несказанной радостью я увидел, что глаза японца закрылись и он зашатался. Я подвел его к креслу, усадил и позволил спокойно заснуть. Потом проделал то же с его соотечественником, который уже собрался бросить мои бумаги в печь. Тот заснул, стоя на коленях у печи.

Я был спасен!

А знаете, что меня спасло?

Самая безобидная вещь. С юных лет я был заядлым велосипедистом и очень страдал от вечно нападавших на меня деревенских собак. И тогда я придумал специальную смесь — стоило брызнуть ею на собак, как они засыпали. Я страшно радовался, когда несколько часов спустя, на обратном пути, видел на том же месте настырную дворнягу, едва очнувшуюся от тяжелого сна!

Незадолго до появления японцев я составил эту микстуру для одного знакомого, но он забыл ее забрать — и средство против злых собак спасло меня от гораздо более злобных людей!

Оба незадачливых похитителя спали; в ближайшие несколько часов мне ничего не грозило. Я достал из кармана моего знакомца только что подписанное соглашение, разорвал бумагу в клочки и вдруг услышал звонок. Я кинулся к второму японцу и обнаружил у него в кармане свою радиотелефонную трубку. Приложил ее к уху. Говорила жена. Она рассказала, что ранним утром к ней заявились японцы и заставили написать под диктовку записку, угрожая в случае отказа расправиться со мной. Когда она попыталась позвонить мне, один из японцев выхватил у нее из рук трубку и спрятал. Два японца, забрав записку, вылетели на самолете в Киев, а двое других остались ее сторожить. Тем временем жене удалось найти запасную трубку, с помощью которой она и связалась со мной. Наш хутор не сгорел, он цел — японец солгал. Я позвал служителя и велел ему перенести спящих японцев в грузовик. Их заговор провалился[23].

Я решил не сообщать о случившемся в полицию, опасаясь огласки. Но я уверен, что японцы продолжают следить за моей деятельностью.

Теперь вы понимаете, почему нам необходимо сохранять все работы в тайне и почему я вынужден скрывать свою роль в экспедиции, оставаться в тени и выступать просто как летчик, — закончил свое повествование Роздвянский.

Все дружно рассмеялись и стали обсуждать подготовку к экспедиции.

***

Частная мастерская Роздвянского в Физическом институте Одесского университета превратилась в «святая святых», куда имели доступ только ближайшие соратники профессора. Для всех остальных Роздвянский стал почти недосягаем. Он понимал, что должен соблюдать осторожность — и потому жил отшельником, сторонясь любопытных глаз.

В мастерской работала Галина и один из ассистентов, приехавших вместе с Роздвянским из Киева, Самуил Берестецкий; ему помогал киевский механик Гаврила Грушко. Еще один киевский ассистент, Семен Покотило, и новый сотрудник Иосиф Завала строили новый, гигантский аэроплан в фабричном цеху, расположенном далеко за городом, у лиманов. Самолет строили на государственные средства за счет денег, выделенных на экспедицию Коростеля.

Роздвянский делил свое время и силы между мастерской и цехом; с утра он трудился в университете, а после полудня — в цеху. Требовалась незаурядная энергия, чтобы справиться с обеими задачами. Но Роздвянский давно к такому привык. Еще в Киеве, занимаясь одновременно постройкой самолетов и радионацией металлов, он жил, как говаривал в шутку, «на две души».

В мастерской Роздвянского имелась и стеклоплавильная печь, и литейное оборудование, и «химическая кухня». Была и еще одна, секретная комната, ключ от которой всегда находился у Галины. Там проходил самый таинственный этап подготовительных операций — создание примесей для «черного стекла».

Кипела лихорадочная работа. В мастерской отливали большое количество линз разной величины и формы и изготавливали жестяные емкости для «радионации» металлов. Металлические отливки, с которыми не справлялась мастерская, производились в цеху, где над ними работал один знающий киевский специалист.

Но сердцем мастерской была «химическая кухня». Здесь готовили особую смесь, а затем перетапливали ее в стекло черного цвета, сильно преломлявшее свет. В растопленную массу Галина подливала определенное количество своего таинственного вещества, после чего из этой массы отливались линзы.

На «химической кухне» также наполнялись смесью газов — будущей начинкой сосудов для радионации — прочные антолевые трубки.

Экспедиции, наконец, требовались значительные запасы жидкого, а то и замороженного воздуха для охлаждения аэроплана в жаркой атмосфере пустыни; Роздвянский придумал собственный способ перевозки жидкого и замороженного воздуха в закрытых сосудах[24].

Работа так и горела в руках, но для стороннего человека была совершенно незаметна. Все внимание научного и технического мира было приковано к новому самолету. Роздвянский не делал из него никакой тайны. Всякому, кто интересовался аппаратом, он с такой искренностью и готовностью излагал технические подробности, что могло показаться, будто эта машина — смысл всей жизни профессора.

Только о двигателе Роздвянский говорил с некоторой осторожностью, а на вопросы любопытных отвечал, что у него еще не все окончательно доработано; это никого не удивляло.

В прессе время от времени появлялись сообщения о ходе строительства самолета и интервью с другими участниками экспедиции, которые развивали прямо-таки фантастические планы будущих работ в Сахаре. Читая их, некоторые ученые, возможно, недоуменно пожимали плечами, но не более того — ведь всем известно, что газетчики имеют привычку преувеличивать.

За работой незаметно пролетела зима и наступила весна; а когда все было готово к отлету — истинная цель экспедиции оказалась надежно скрыта. Публика ожидала лишь занятных новостей о Сахаре, ее животном и растительном мире.

VII

«Украинский орел»

Последний предотлетный месяц Роздвянский целиком посвятил постройке своего аэроплана. Химическую мастерскую он оставил на попечении Галины, а сам с раннего утра до поздней ночи пропадал в цеху за городом.

Все составные части самолета были уже готовы, их нужно было только собрать воедино. Эта задача и являлась главным