Лживый брак - Кимберли Белль

Внутри меня нарастает раздражение.

– Мне не нужен психолог. Я сама психолог. Единственное, что мне нужно, – это чтобы кто-нибудь сказал мне, где мой муж.

Энн Маргарет замолкает. Она кусает нижнюю губу и поглядывает на своих коллег, находящихся за соседними столами и утешающих безутешных, словно спрашивая: «И что теперь? Этому нас не учили на тренинге для специалистов по оказанию содействия». Я озадачила ее.

– И что теперь? – спрашивает отец, ему, как всегда, нужен план. – Что мы делаем дальше?

Энн Маргарет с облегчением ухватилась за возможность вернуться к своему сценарию.

– В эти выходные в городе пройдет церемония прощания. «Либерти эйрлайнс» еще дорабатывает детали, но, когда станут известны место и время, я вам сразу же сообщу. Если хотите, я могу забрать вас от дома и сопроводить на службу. Конечно, это вам решать, но там будет много журналистов, а я знаю, как их обойти. И если вам интересно, я могу также помочь спланировать посещение места крушения.

На последних словах у меня перехватывает горло. Место крушения. Я с трудом могу видеть даже телевизионные кадры. А при мысли, что придется ходить среди обломков, стоять на земле, принявшей 179 душ, мне кажется, что меня ударили в живот.

– Спешки никакой нет, – говорит Энн Маргарет, заполняя тишину. – Сообщите, когда будете готовы.

Поскольку я снова не отвечаю, она, сверившись с бумагами, переходит к следующему пункту:

– Ах да, «Либерти эйрлайнс» в сотрудничестве с независимой компанией занимается организацией процесса возвращения личного имущества родственникам пассажиров. Форму для заполнения вы найдете на странице двадцать три. Чем больше подробностей вы сможете указать, тем лучше. Фотографии, описания, особые приметы, ну и тому подобное.

Уилл не любитель ювелирных украшений, но он носит обручальное кольцо и часы. То и другое подарила ему я, предварительно снабдив гравировкой с нашими инициалами, и хотела бы получить их обратно.

– То есть вы все же полагаете, что он был в том самолете.

Понимаю, что демонстрирую классическую стадию отрицания. Я не верю, потому что это не может быть правдой. Уилл не лежит в полях Миссури. Он в Орландо, завораживает участников конференции своим докладом о прогнозно-аналитическом программном обеспечении и жалуется на жару в баре отеля. А может, он уже дома, помятый и уставший после поездки, размышляет, что у нас на ужин. Я представляю, как вхожу в дверь и вижу его, и внутри у меня зарождается радость.

– Миссис Гриффит, я понимаю, как это, должно быть, трудно, но…

– Правда? Вы понимаете? Потому что в том самолете был ваш муж? Или это ваших родителей или детей разорвало в клочья на кукурузном поле? Нет? Тогда вы не понимаете и не можете понять, как это трудно для меня. Для любого в этом зале.

Энн Маргарет наклоняется к столу и хмурит брови.

– Нет, я не потеряла родных на рейсе 23, но я тоже испытываю глубокую скорбь и сочувствие к вам, а также ко всем, кто пришел сегодня сюда. Я разделяю вашу боль и страдание, и я на вашей стороне. Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделала, и я это сделаю.

– Верните мне моего мужа! – выкрикиваю я.

За соседними столами становится тихо, головы всех сидящих поворачиваются в мою сторону. Они тоже хотят, чтобы им вернули тех, кого они любили. Если бы мы сидели рядом, то могли бы пожать друг другу руки. Это дерьмовая ситуация, но, по крайней мере, я прохожу через нее не одна.

Дэйв в знак братской поддержки кладет руку мне на спину. Он понимает, что я на грани нервного срыва, и его главная цель сейчас – увести меня отсюда.

– Что-то еще?

– Да. Нам бы очень помогло, если бы вы сообщили имя и адрес врача и дантиста вашего мужа. Мы гарантируем, что вся собранная информация останется конфиденциальной и будет использоваться только судебными экспертами. И простите, что я спрашиваю, но нам также нужен образец ДНК.

Отец берет меня за руку.

– Еще что-нибудь? – спрашивает он, сжав зубы.

Энн Маргарет достает из папки конверт и пододвигает его к нам через стол.

– Это первоначальный взнос от «Либерти эйрлайнс» на покрытие расходов, связанных с катастрофой. Я знаю, что сейчас трудное время, и эти деньги должны, так скажем, немного облегчить груз, который ложится на плечи вашей семьи.

Я беру конверт и смотрю на вложенный в него листок бумаги. Очевидно, даже у смерти есть цена, и, если верить «Либерти эйрлайнс», она составляет 54 378 долларов.

– Будет еще, – говорит Энн Маргарет.

Угли гнева, разгоравшегося во мне с момента, как я вошла в этот зал, наконец вспыхивают неукротимым огнем. Безудержная ярость сжигает меня изнутри и гонит раскаленную лаву по моим венам. Руки сжимаются в кулаки, и я выпрямляюсь на своем стуле.

– Позвольте спросить у вас кое-что, Маргарет Энн.

– Энн… – Она обрывает сама себя, натянув сочувственную улыбку. – Конечно. Все, что угодно.

– На кого вы работаете?

Пауза. Она хмурит брови, будто спрашивая: «О чем вы говорите?»

– Миссис Гриффит, я уже вам говорила. Я работаю на вас.

– Нет. Я имею в виду, как называется компания, которая вам платит?

Она открывает рот, потом закрывает, делает вдох носом, потом еще раз.

– «Либерти эйрлайнс».

Я рву чек пополам, беру сумочку и встаю.

– Так я и думала.

Энн Маргарет сдержала по крайней мере одно из своих обещаний. Когда мы выходим из Центра помощи семьям, расторопные представители авиакомпании, одетые в униформу «Либерти эйрлайнс», быстро проводят нас через терминал и выводят на улицу через боковую дверь. Если журналисты и замечают нас на пути к машине, мы этого не видим. Люди в форме служат нам живым щитом.

Они загружают нас в отцовский «чероки», захлопывают дверцу и отступают прочь, как только отец заводит двигатель. Он переводит рычаг в положение «задний ход», но не убирает ногу с педали тормоза. Как и я, отец до сих пор пребывает в шоке, пытаясь осмыслить все, что мы узнали за последний час. Я не представляю, сколько мы так сидим под звук урчащего под нами двигателя, молча уставившись в окно на бетонную стену парковки. И только когда я чувствую, как отец кладет теплую ладонь мне на колено, а Дэйв обнимает меня, я понимаю, что все это время плачу.

Всю ночь мне снится, что я – это Уилл. Я лечу высоко в облаках где-то над Миссури, надежно пристегнувшись в кресле у прохода. Внезапно самолет начинает падать. Он кренится набок и летит вниз, пронзительный рев двигателей так же оглушителен, как и мой собственный крик, в нем столько же ужаса, как в криках других пассажиров. Мы срываемся в пике и несемся к земле с нарастающей скоростью. Я проснулась в момент взрыва, мой рот, как песком, был забит предсмертным ужасом Уилла. Понимал ли он, что происходит? Кричал ли, плакал ли, молился ли? Думал ли он обо мне в последние секунды своей жизни?