Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

Он сверкнул белыми зубами. От улыбки его лицо смягчилось, ион стал меньше похож на сестру Крэтчет и больше на человека.

- И я не коп.

Он стрельнул глазами на пистолет в кобуре - очень черный иочень заметный на фоне красной рубашки.

- Но пистолет у вас есть.

Я надела через голову рубашку с короткими рукавами, накрывраздражающий его пистолет.

- Законы штата Нью-Мексико разрешают мне носить пистолет,если он не спрятан.

- Если вы не полицейский, зачем вам пистолет?

- Я истребитель вампиров.

Он протягивал мне халат с длинными рукавами. Я просунула вних руки. Он завязывался сзади, как обычно бывает у больничных халатов, и Бензавязал его на мне.

- Я думал, что вампиров пулями убить нельзя.

- Серебряные пули их могут остановить, а если вампир неслишком стар и силен, то можно пробить ему дыру в мозгах или в сердце. Иногда,- добавила я.

А то еще Бен неправильно меня поймет, попытается остановитьрвущегося вампира серебряной пулей, и его сжуют за то, что он положился на моемнение.

Довольно трудно было запихнуть мои волосы под пластиковыйтесный чехол, но в конце концов получилось, хотя край пластика тер мне шею прикаждом повороте головы. Бен попытался помочь мне надеть хирургические перчатки,но это я сама сделала без труда.

Он приподнял брови.

- Вам приходилось надевать такие перчатки.

Он не спрашивал, а утверждал.

- Я их надеваю на осмотр места преступления, когда не хочупотом выковыривать кровь из-под ногтей.

Он помог мне завязать сзади маску.

- На вашей работе вы должны были видеть много крови.

- Но уж точно меньше, чем вы. - Я повернулась, глянула насебя в маске на рту и носу. Только глаза остались непокрытыми. Бен посмотрел наменя с задумчивым видом.

- Я ведь не хирургическая сестра.

- А какая у вас специальность? - поинтересовалась я.

- Ожоговое отделение.

Я широко открыла глаза.

- У раненых ожоги?

Он покачал головой:

- Нет, но тела у них - сплошь открытые раны, как ожог.Лечение одно и то же.

- Как это - сплошь открытые раны?

Кто-то постучал по стеклу у меня за спиной, и я вздрогнула.Повернувшись, я увидела человека в таком же, как у меня, наряде, сердитоглядящего на меня светлыми глазами. Он нажал кнопку интеркома, и его голос былдостаточно ясен, чтобы услышать в нем раздражение.

- Если входите, то входите. Я хочу им снова датьуспокоительное, а не могу, пока вы не попробуете их допросить, - так мнесказали.

Он отпустил кнопку и ушел за белую занавеску, котораязакрывала вид в палату.

- Господи, как сегодня все рады меня видеть!

Бен натянул маску и сказал:

- Лично против вас он ничего не имеет. Доктор Эванс своедело знает, он один из лучших.

Если хотите в больнице найти хорошего врача, не спрашивайтени в справочной, ни у врачей. Спросите любую сестру. Сестры всегда знают, ктохороший врач, а кто нет. Ничего плохого они вслух не скажут, но если они дадуто враче хороший отзыв, это надежно, как в банке.

Бен тронул на стене что-то слишком большое, чтобы назватьэто кнопкой, и двери распахнулись с таким звуком, будто открыли воздушный шлюз.Я шагнула внутрь, и двери с тем же звуком закрылись у меня за спиной. Передомной была только белая штора.

Я не хотела ее отодвигать. Все здесь были чертовски выбитыиз колеи. Там наверняка будет плохо. Тела как открытые раны, сказал Бен, но неожог. Что же с ними случилось? Как говорит старая пословица, есть только одинспособ узнать. Я сделала глубокий вдох и отодвинула штору.

Палата была белая, антисептическая, больничная донельзя. Заее стенами прибегали к каким-то уловкам, чтобы показать: дескать, это зданиекак здание - пастельные рисунки и все такое. Но здесь притворство кончалось, ареальность оказалась суровой.

В палате было шесть коек, каждая с пластиковым навесом надголовой и торсом пациента. Возле ближайшей койки стоял доктор Эванс. В глубинепалаты женщина в таком же хирургическом костюме смотрела на один из многихмигающих и попискивающих приборов, придвинутых к каждой койке. Она поднялаглаза, и незначительная часть ее лица между маской и колпаком оказаласьпоразительно темной. Афроамериканка, но кроме того, что она не жирная, да ещеее роста, под всей этой сбруей больше ничего нельзя было увидеть. Встреть я еебез этой одежды, не узнала бы. Странная анонимность беспокоила - впрочем, можетбыть, только меня. Женщина опустила глаза и пошла к следующей койке, проверяяте же показания, что-то записывая в блокнот.

Я подошла к ближайшей койке. Доктор Эванс не повернулся,никак не прореагировал, что заметил мое присутствие. Над каждым пациентом, какшатер, висели белые простыни, поддерживаемые какой-то рамочной конструкцией.

Наконец доктор Эванс повернулся, и мне стало видно лицопациента. Я заморгала - глаза отказывались это видеть или мозг отказывалсявоспринимать. Лицо было красное и сырое и должно было кровоточить, но крови небыло. Будто я смотрела на кусок сырого мяса в форме человеческого лица, а нечерепа. Нос был отрезан, остались кровавые дыры для вставленных внутрь трубок.Человек вращал глазами в орбитах, таращась на меня. Я не сразу сообразила, чтоу него срезаны веки.

Вдруг в палате стало тепло, так, что маска начала менядушить. Мне хотелось сорвать ее, чтобы сделать вдох. Наверное, доктор уловилкакое-то мое движение, потому что он перехватил мою руку.

- Ничего не снимайте. Я каждый раз рискую их жизнью, когдасюда входит новый человек. - Он отпустил мое запястье. - Так постарайтесь,чтобы я рисковал не зря. Расскажите мне, кто это сделал.

Я замотала головой, стараясь дышать медленно. Когда я смоглаговорить, то спросила:

- Как выглядит остальное тело?

Он посмотрел на меня вопрошающими глазами. Я выдержалавзгляд. Все лучше, чем смотреть на эту койку.

- Вы уже побледнели. Вы уверены, что хотите видетьостальное?

- Нет, - честно ответила я.

Даже по одним только глазам было заметно удивление.

- Мне ничего сейчас так не хочется, как повернуться и выйтииз этой палаты, - сказала я. - Новые кошмары мне не нужны, доктор Эванс, номеня позвали высказать мнение эксперта. Его я не могу составить, пока не увижувсего. Если бы я могла без этого обойтись, то, поверьте мне, я бы не просила.

- И что вы думаете так узнать? - спросил он.

- Я здесь не для того, чтобы на них глазеть, доктор. Но яищу разгадку, кто это сделал. Почти всегда ключи к разгадке - на телах жертв.