Сага о Щупсах - Том Шарп

Он уселся с выпивкой в дальний угол и задумался, каков будет его следующий шаг. Должен быть радикальным. Надо уезжать из страны, очевидно: Вере и в голову такое не придет. Она слишком боялась летать, да и сам он раньше не тяготел к полетам. Но теперь он — свободный человек, обновленный, и ему плевать, каким транспортом передвигаться, главное — чтоб как можно дальше.

Поскольку чета Ушли боялась летать, за рубежом они ни разу не были, и Хорэс понял, что ему перво-наперво нужно достать себе паспорт. Он толком не знал, как это делается, но стоило задуматься, что к чему, как у него возникло ужасное подозрение: придется заполнить уйму анкет, получить подписи на фотографиях у врачей или коллег по работе. Ему как-то раз пришлось ставить официальную визу на снимке некоего сомнительного типа по фамилии Дженкинз, младшего клерка, собиравшегося в Амстердам на свою холостяцкую вечеринку. Хорэс и первый-то шаг не мог осуществить быстро: в субботу фотобудка в почтовом отделении после обеда не работала.

Хорэс приуныл от такого ограничения свободы, но скоро взбодрился: ему в голову пришла свежая идея. Допив виски, он отправился в банк, отпер дверь и отключил сигнализацию. После чего заперся изнутри и вскрыл сейф с личными документами клиентов. Около часа он проковырялся во всяких завещаниях, старинных облигациях выигрышных займов, хрупких и поблекших любовных письмах, хранившихся в сейфовых ячейках, но в итоге нашел паспорт с фотографией, хоть как-то похожей на него. Может, и не идеальный вариант: паспорт принадлежал некоему мистеру Людвигу Янсенсу, родившемуся в Елгаве лет семьдесят назад, но тяжкий груз недавних событий отразился на внешности Хорэса, и при плохом освещении фотография должна была сойти за правду.

Покончив с этим делом, он закрыл двери, включил сигнализацию и двинулся дальше по главной улице, где сел в автобус до станции на Ист-роуд. Через два часа он вселился в дорогую лондонскую гостиницу под своим новым именем. Отныне он собирался обустраиваться с комфортом, а кроме того, здесь-то Вера точно не станет его искать.

В тот вечер Хорэс отменно поужинал и хорошенько упился в честь праздника собственного освобождения.

Наутро, завтракая в гостинице, он раздумывал, как бы ему покинуть Великобританию, не оставив никаких намеков на пункт назначения. Куда-нибудь в Европу. Паспорт-то у него теперь есть, но, попытайся он выехать, например, в Америку, это где-то зафиксируют, и его можно будет выследить. А выберись он в Евросоюз — и его уже не найдут. На границах между Италией и Францией или Германией никаких отметок, во всяком случае, не ставят.

Хорэс по-прежнему не был уверен, где бы ему спрятаться от жуткой супруги, на которой он столь полоумно женился. А также от сына, которого зачал и чье зеркально похожее на него обличье довело его до пьянства и чуть было не до помешательства. И лишь спустившись к стойке портье оплатить счет, он вдруг заметил статью в газете. Там говорилось, что Латвия входит в Евросоюз, и его это очень воодушевило. Значит, так тому и быть. И почему только он не подумал о Латвии сразу, как увидел паспорт Людвига? Все сходится. Из Латвии он мог отправиться в Польшу, потом — в Германию или куда угодно еще, не оставляя следов.

Хорэс оплатил счет наличными и пошел в турагентство, где объяснил, что у него страх авиаперелетов и он желает добраться до Латвии по морю.

— В Латвию морские лайнеры не ходят, а лишь пароходы, которые, в общем, перевозят грузы, — объяснил ему турагент.

— А почему тогда они называются грузопассажирскими?

— Мне всегда казалось — из-за того, что с пассажирами там обращаются как с грузом. Сразу предупрежу: размещение там такое, что потом не о чем будет рассказать родне.

Хорэс хотел было заметить, что рассказывать что-либо родне в его планы не входит совсем, но воздержался. Он забронировал билет, оплатил его и выбрался на улицу со всеми документами на руках. Его особенно порадовало, что турагент едва взглянул на его паспорт и тут же записал фальшивое имя. Все шло как по маслу.

Веру обуревали строго противоположные чувства. Сказать, что она была несчастна, — все равно что принять годовой обет молчания. Такого невыносимого отчаяния она не переживала ни разу — и, разумеется, винила в нем Хорэса. Если бы он не свихнулся, ей не пришлось бы отдавать свое дитя любви этой жуткой Белинде. Та ей никогда не нравилась, и еще до свадьбы она сказала Альберту, что он влюбился в жестокую золотоискательницу, которая станет обращаться с ним как с пустой породой. Но он не внял ее предостережениям, и вот к чему это привело: оказался безвылазно под ее каблуком — он сам говорил, что Белинда заставляет его снимать обувь на крыльце, когда он приходит с работы, чтоб не запачкал ковры.

Добравшись наконец до дома по вечерним пробкам — «ползком» будет точнее всего сказать, — погоняемая воплями разъяренных водителей «живее, тупая сука», Вера вымоталась и эмоционально, и физически. Она плюхнулась на кухонный табурет, положила голову на стол и залилась слезами. В конце концов она заснула и пробудилась через пару часов, когда солнце уже село и кухня погрузилась в темноту.

Вера включила свет, подумала, не стоит ли подняться к Хорэсу, проверить, как он там, и решила, что не стоит. Сам во всем виноват. Если бы не начал спиваться, ничего не случилось бы. Пусть сидит без ужина. Да и без завтрака, плевать она хотела. Ужасный, ужасный человек, из-за которого она рассталась с любимым сыном.

Вера не была голодна, но понимала, что надо поддерживать в себе силы. Открыла банку фасоли, сделала себе тост, подкрепилась и отправилась прямиком в постель.

Прежде чем отойти ко сну, Вера обратила внимание, что ночник у Хорэса в комнате не горит. Ну, значит, спит. Чем бы он там ни занимался, Вере плевать. Все ее мысли, какие остались, витали вокруг душки сына.

Вера зря волновалась. Эсмонд великолепно проводил время. Белинда оказалась гораздо дружелюбнее, чем он мог ожидать.

Сразу после его прибытия Белинда настояла, что Эсмонду надо переодеться: сменить синий костюм на что-нибудь поудобнее; быстро поняв, что неформального гардероба у Эсмонда никогда не водилось, она одолжила ему штаны от Альбертова тренировочного костюма. Смотрелись они в комплекте с привычными Эсмонду рубашкой и галстуком довольно странно, однако он вынужден был признать, что штаны и впрямь весьма удобны.

Белинда показала ему, как пользоваться джакузи. Эсмонд никогда прежде джакузи не видывал и решил, что это очень увлекательно, хоть и несколько смутился, когда тетя Белинда принялась воодушевленно снимать с себя одежду и демонстрировать, как именно джакузи работает, и от приглашения разделить с ней ванну вежливо отказался.

В самом деле, все в этом доме было увлекательно и замечательно современно. У него в спальне был свой телевизор и маленькая эспрессо-машина — варить кофе. За окнами виднелся изогнутый и округлый бассейн. Одним словом, Понтсон-Плейс показался ему фешенебельнее некуда и битком набитым всякими штуковинами — в отличие от скучной обстановки в доме № 143 по Селхёрст-роуд.