Наблюдательница - Каролина Эрикссон

Мы смотрим друг на друга. Я не знаю, что сказать. Да и что тут скажешь.

Лео встряхивает челкой и поворачивается к двери.

– У меня нет сомнений, – говорит он. – Она снова погружается во мрак.

Вскоре после ухода Лео я получаю сообщение от сестры. Сначала одно, потом другое. Я вижу ее имя на дисплее, но не отвечаю. И даже не открываю сообщения. Не дождавшись ответа, сестра звонит.

– Ты в порядке, Элена? Я тебя не обидела?

Она говорит, но я не разбираю слов. Голос словно доносится издалека, сестра кажется такой же нереальной, как вчера во сне. Мы не виделись пару дней, но столько всего произошло за это время. Можно было бы рассказать ей о сообщении Петера или о том, что я снова пишу. Но я не могу найти в себе сил.

– Алло, – спохватывается она. – Ты меня совсем не слушаешь. Как у тебя дела?

Прощальные слова Лео вывели меня из равновесия. И прочитанное сочинение не выходит из головы.

– Они купили ему кроликов, – шепчу я. – А потом она… она…

– Кроликов? Кому?

– Лео.

Я подхожу ближе, встаю рядом со столом.

– О чем ты? Кто такой Лео?

Я рассказываю о семье в доме напротив. Говорю, что у Филипа и Вероники явно сложная ситуация. А Лео отличный парень, но ему непросто. Тон сестры меняется на позитивный.

– Так ты познакомилась с новыми людьми. Это прекрасная новость! А в остальном? Как ты себя чувствуешь?

Но я ничего не отвечаю, думаю о кроликах. О том, как прямо Лео описал то, что случилось в семье Сторм тем летом где-то на Средиземном море.

Как-то они были на рынке и увидели несчастных кроликов, запертых в тесных клетках. Зверьки стояли на жаре без воды, и никому не было дела до их страданий, потому что они предназначались в пищу. Лео при виде кроликов, запертых в клетках, заплакал и никак не мог успокоиться. Он отказывался уходить, пока родители не купили ему двух и разрешили забрать с собой на съемную квартиру. Он обожал этих кроликов, обожал сжимать их пушистые тельца в объятьях, и каждый день благодарил родителей за то, что они спасли зверьков от печальной участи.

Но отпуск закончился, настало время возвращаться домой. Папа твердо заявил, что кроликов с собой взять нельзя. Может, отдать их в хорошие руки? Или выпустить на свободу? Лео плакал, протестовал, но понимал, что ему придется расстаться с пушистыми друзьями. Дни шли, поездка домой приближалась, но никто так и не принял решения, что делать с кроликами. И в день отъезда утром случилось следующее.

Лео проснулся от того, что Вероника вошла в комнату, достала кроликов из клетки и куда-то понесла. «Мама, – закричал он, – что ты делаешь?» Но она не ответила. Судя по всему, она его даже не слышала. Скинув одеяло, Лео выбежал за ней на балкон. Но было уже поздно. На его глазах мама швырнула сначала одного кролика, а потом другого, через перила вниз.

Тельца совершили дугу и рухнули на землю четырьмя этажами ниже. Лео не помнил, слышал ли он, как кролики шлепнулись о землю, или додумал этот звук потом.

Он с воплями бросился обратно в комнату, захлопнул дверь и зарылся головой в подушку. Он думал, что, когда мама придет просить прощения, он не станет смотреть на нее, он крикнет, что никогда ее не простит, что он ее ненавидит. Но она не пришла. Никто не пришел.

Лео слышал, что папа проснулся и пошел выяснять, что случилось. Лео помнил, что мамин голос было едва слышно, а папа быстро перешел на крик. Сперва Лео думал, что папа ругает маму за то, что она сделала, но потом понял, что папе нет никакого дела до кроликов. Им обоим было на них наплевать. Он возмущался совсем по другой причине. О чем ты только думала, Вероника? Ты же могла кого-то ранить? Знаешь, какой сильный удар может быть от предмета, брошенного с большой высоты?

Крик отца – последнее, что слышал Лео, прежде чем крепко прижать к голове подушку.

Ты хоть понимаешь, что могло произойти?

Ты же могла кого-то убить!

* * *

– Элена, что ты сказала?

Я смотрю на лейку на подоконнике, чувствую, как тяжело дается мне каждый вдох.

Сумка, брошенная в реку. Кролики, выброшенные с балкона.

– Как ты себя чувствуешь? Ты так тяжело дышишь, словно бежала!

Филип с рыжеволосой женщиной. Слезы Вероники на кухне. Черное пламя в глазах, провожающих Филипа. Яростная расправа над розами. Она вонзала в них ножницы так, словно перед ней были не цветы, а живой человек, которого она хотела уничтожить.

– Алло! Элена!

Сестра повышает голос, вырывает меня из транса. Будь она здесь, она бы начала трясти меня за плечи, требовать ответа. Но ее тут нет. Никого тут нет.

– Я переживаю за него.

– За кого? За соседа? Лео?

Я не отвечаю. Мой взгляд обращается к окнам напротив, окнам кухни Стормов. Еще светло, но шторы задернуты. Может, были задернуты весь день. Я берусь кончиками пальцев за лист цветка на подоконнике и тяну – сперва слабо, потом сильнее.

– Судя по всему, ты принимаешь проблемы своих соседей близко к сердцу, Элена. Я надеюсь только, что ты не забываешь про себя. Я много чего наговорила, когда мы общались в последний раз. Я знаю, что обидела тебя, я не хотела…

Я резко выпускаю лист из пальцев. Анорексия. Мама рассказала.

– Увидимся в пятницу и все обсудим. Или, если хочешь, я с радостью навещу тебя раньше.

– Нет-нет, – удается мне выдавить. – Увидимся в пятницу.

Я заканчиваю разговор и кладу трубку. Смотрю на задернутые шторы в окнах напротив до слез в глазах. Но не отвожу взгляда. Что там происходит?

Я включаю компьютер и открываю поисковик. Набираю Веронику Сторм. Результатов немного. Ссылка на студию йоги в паре кварталов – судя по всему, место работы, и ссылка на сайт выпускников юридического факультета. Я поднимаю глаза и смотрю на дом напротив. Значит, Вероника юрист, как и ее муж. Но вместо работы в престижной юридической фирме она работает администратором в студии йоги. Как так получилось? Явно не предел амбиций для студентки юридического факультета? Может, что-то случилось? Что-то, что поставило на карьере юриста крест?

Я мог бы рассказать вещи и похуже. Намного хуже.

По коже бегут мурашки, я поеживаюсь.

Почта открывается автоматически, краем глаза вижу новое письмо. Не задумываясь, щелкаю по значку. И только когда письмо открыто, я понимаю, от кого оно. Ошеломленная, я пробегаю взглядом строчки. Он помнит, что мы договорились связываться только по серьезным поводам. И он пишет, потому что кое-что случилось. Сердце колотится в груди. Я возвращаюсь к первым предложениям, перечитываю их, готовлюсь к худшему.

Я встаю, делаю пару кругов по кухне, выпиваю стакан воды и, снова присев, замечаю Филипа, идущего к дому. Провожаю его взглядом, пока он не скрывается за дверью. Возвращаюсь к экрану. Дочитываю письмо. Такое ощущение, что Петер рядом, стоит у меня за спиной, положив руки мне на плечи. Он хочет обнять меня, ждет, когда я прислонюсь к нему, прижмусь к нему щекой. Два фрагмента пазла.