Бумажная роза - Мария Садловская

В этом месте Надя подумала, что наконец-то раздастся голос отца. Но опять прозвучал мамин:

– Чего же во мне такого не было, что ты нашел у этой змеи подколодной, Павлуша? Я ли за тобой не смотрела? Ты же у меня всегда обстиранный был, накормленный. А сам знаешь, как сейчас накормить мужика, голодно ведь! Мне люди доносят, что в одной рубашке по две недели ходишь. Да и не слишком сытно, наверное. Особенно когда она родила тебе пацана. Я-то его не видела, глаза б мои на него не смотрели! А тетка Аксинья говорила, что мальчишка весь пошел в Лизавету, в их поганый род! Признаюсь тебе, муж мой, ждала, что вернешься к нам с Надей. А когда узнала, что пацан на тебя не похож, еще больше обнадежилась…

На какое-то время мама замолчала, а Надя растерянно пыталась понять, что же все-таки происходит и сколько людей находится в маминой комнате.

– Что же ты меня не отпускаешь, Павлик? Ведь уже ясно, что не вернешься к нам. Так уйди ты из моего сердца, Христа ради прошу!

Когда девочка услышала громкое мамино рыдание, она стремительно открыла дверь и вбежала в комнату. Мама сидела за столом, опустив голову на руки. Ее плечи дрожали от плача. Перед нею стояла в рамке фотография Надиного отца. Надя испуганно обняла мать и стала вытирать платком ее мокрое от слез лицо. Девочка с такой силой терла мамины щеки, что они стали пунцовыми. Ей казалось, вытри она слезы насухо, и они исчезнут навсегда. Но слезы почему-то продолжали течь, и Надя заплакала вместе с мамой.

После этого случая Анюта (так звали Надину маму) ненадолго успокоилась. По крайней мере, так казалось Наде. Но в последнее время девочка опять слышала рыдания.

Иногда Надя давала себе слово поговорить с папой, с которым виделась довольно часто. В школу она ходила во вторую смену и перед уроками забегала к отцу. Предлог у нее был всегда один и тот же – попросить у отца денежек на тетрадки, заведомо зная, что денежек он не даст, поскольку их в то время не было ни у кого. Но это ее нисколечко не огорчало, главное было – повидаться с отцом. Надо сказать, что Павел, Надин отец, работал сапожником в том же доме, в котором жил с теперешней женой Лизаветой. Половина дома была отведена под сапожную мастерскую.

Однажды Надя перед школой, как обычно, зашла к отцу и увидела на его коленях мальчишку. Будто тоненькая иголочка больно кольнула сердце девочки. Она забыла даже поздороваться. Так и стояла молча у двери. Отец, сняв мальчика с колен, произнес:

– Беги, Антошка, к матери, мне надо работать. А это твоя сестричка, Надюша. Подойди, поздоровайся!

Мальчик бочком, несмело подошел к Наде и послушно повторил слова отца:

– Сестричка. Дюша.

Надя, придя в себя и сделав презрительную мину, произнесла:

– Вот еще! Больно мне надо!

Повернулась и выбежала за дверь.

После этого случая она недели две не заходила к отцу. Потом опять пошла. Потому что мама часто, как будто совсем невзначай, интересовалась у Нади, как поживает отец.

С этого дня, приходя повидаться с ним, она встречалась с Антошкой. Когда она выходила от папы, мальчишка подстерегал ее во дворе и всякий раз норовил пройтись рядом с нею. Поначалу он даже пытался брать ее за руку, но Надя отмахивалась от него. Вот и в этот раз мальчик, спотыкаясь, семенил рядом с ней и, проглатывая окончания слов, спешил высказаться, прежде чем девочка подойдет к школе:

– Дюша, а моя мама говорит, что ты меня не любишь и поколотишь! Но это же неправда? Ты же моя сестричка!

Надя убыстрила шаг, но Антошка не отставал. Забежав вперед, он просительно заглянул девочке в лицо:

– Дюша, можно мне посмотреть цветочек у тебя на голове?

Надя снисходительно ответила:

– Глупый, это заколка для волос. Мне ее мама подарила. – Потом, воровато оглянувшись, не видит ли кто, присела на карточки со словами: – Смотри, только быстрее, мне надо на уроки!

Мальчик восхищенно любовался заколкой и, не удержавшись, потрогал ее рукой. Потом, видимо, от избытка чувств произнес:

– Дюша, мне папа говорил, что я уже большой, мне пять лет. А когда стану еще больше – буду тебя защищать, потому что я твой братик.

– Вот еще защитник на мою голову свалился! Ладно, беги домой, а то твоя мама опять меня ругать будет.

Надя ушла в школу, а Антошка сломя голову побежал домой – мать уже его звала.

В последнее время к Анюте зачастила бабка Аксинья, приходившаяся ей родной теткой. В округе поговаривали, что Аксинья знает много чего колдовского. Видимо, это было правдой, потому что по вечерам можно было увидеть, как в бабкин дом, озираясь, спешит какая-нибудь молодуха. Анюта предпочитала об этом не знать и никогда не заговаривала на эту тему со своей тетей.

В этот вечер Аксинья зашла к ним довольно поздно. Анюта поставила на стол незамысловатый ужин и, когда все поели, сказала Наде, чтобы та ложилась спать, а уроки сделает завтра с утра. Девочка привыкла повиноваться матери во всем и послушно легла в кровать. Мама с бабкой Аксиньей ушли в другую комнату, откуда доносились звуки их невнятного разговора. Наде неинтересно было их слушать. Все бабкины речи она знала наизусть. Например, про загубленную Анютину жизнь, про подлеца Павла и его теперешнюю жену. Поэтому Надя начала было дремать. Но вдруг громкие слова бабки Аксиньи насторожили девочку:

– Да какой же малец устоит против такой игрушки?! Пускай Надюшка отнесет ее и даст ему в руки!

Сон у девочки как рукой сняло, и она стала внимательно прислушиваться, тем более что прозвучало ее имя. Анюта между тем с сомнением в голосе произнесла:

– Не хочу я, тетя, грех на душу брать. Детская душа ни в чем не повинна!

– Глупая ты, Анюта! – отвечала Аксинья. – Как была глупая, так и осталась. Пацану-то ничего не будет. Леший его не возьмет! Он только Павлу станет противным. Да таким противным, что Павел не сможет там жить. И вернется в твой дом, к тебе и дочери. Бери без разговору игрушку, и пусть Надя завтра же отдаст ее пацану. Завтра как раз полнолуние.

Разговор стих. Надя почти что не дышала. Неужели возможно, что они опять будут все вместе?! Каждый вечер папа будет целовать ее и желать спокойной ночи. А мама будет называть его Павлушей. В своих фантазиях Надя зашла уже далеко, но в голову внезапно закралась мысль: «Я должна отнести и отдать Антошке игрушку, от которой он станет противен папе! Так сказала бабка Аксинья». Жалко ли ей Антошку? Она не знала. Радость от того, что отец будет вместе с ними, была настолько всеобъемлющей, что подавила все остальные чувства. С этим Надя и уснула.

На второй день Анюта собирала дочь в школу. Как всегда, положила в сумку с учебниками две краюшки черного хлеба, посыпанные сахаром. В то время сахар был роскошью, но Анюта умудрялась его доставать и держала для Нади.

Когда девочка уже выходила из дома, мама, вынув из кармана фигурку глиняного петушка, каким-то чужим для Нади голосом глухо произнесла: