Кровь и золото - Энн Райс

Однако когда настала следующая ночь и я уехал, чтобы надругом острове встретиться со своими смертными подданными и отдать необходимыераспоряжения, Лестат совершил нечто ужасное.

Достав из своего багажа скрипку – дорогой его сердцуинструмент, обладавший поразительной силой, – он спустился в святилище.

Теперь я абсолютно уверен – впрочем, я и тогда в этом несомневался, – что он не смог бы проникнуть туда без помощи царицы. Этоона, воспользовавшись своим невероятно мощным Мысленным даром, открыла всеразделявшие их двери.

Лестат утверждает, что именно царица внушила ему желаниесыграть ей на скрипке. Но я так не думаю. Мне кажется, она просто позвала его иубрала с дороги все преграды. А инструмент он взял с собой по собственной воле.

Решив, что дотоле незнакомое царице звучание скрипки должнонепременно ей понравиться, он принялся подражать скрипачам, чьи выступлениякогда-то видел, ибо играть не умел.

И моя прекрасная царица поднялась с трона и направилась кЛестату, раздавив ногой скрипку, которую тот в ужасе уронил. Но судьбадрагоценного инструмента в тот момент уже никого не волновала. Акаша заключилаЛестата в объятия и предложила ему свою кровь. А потом... Потом случилосьсобытие, которое потрясло меня настолько, что мне до сих пор больно о немвспоминать: царица не только позволила моему юному подопечному пить свою кровь,но и сама отведала его крови.

Скажешь, ничего особенного? Неправда. Я ходил к ней Напротяжении долгих веков я ухаживал за ней, пил ее кровь, но ее зубы ни разу некоснулись моей кожи.

Мне не довелось слышать ни об одном просителе, чью кровьцарица захотела бы выпить. Да, однажды я привел для нее жертву. Царица выпилаее кровь, и жертва погибла. Но чтобы Мать брала кровь от тех, кто приходил ейпоклониться? Никогда. Она была священным источником, даровала исцелениекровавым богам и своим обгоревшим детям, но сама никогда не пила.

А кровь Лестата выпила.

Что увидела она в те минуты? Не могу даже представить.Возможно, ей открылись картины жизни Лестата, тайники его души. Так или иначе,все быстро закончилось, поскольку со своего трона восстал супруг царицы Энкил –восстал, чтобы прекратить святотатство. Тут подоспел я и предпринял отчаянную –к счастью, увенчавшуюся успехом – попытку спасти Лестата, ибо Энкил хотел егоуничтожить.

В испачканных кровью одеждах царь и царица вернулись на своиместа и вновь погрузились в безмолвие. Однако после Энкил вновь разбушевался идо самого рассвета громил жаровни для благовоний и вазы.

То была устрашающая демонстрация силы царя. И я понял, чтомне придется проститься с Лестатом – ради его же безопасности. Да и ради моейсобственной. На следующую ночь мы расстались. Разлука была для менямучительной, но другого выхода я не видел.

Мариус снова замолчал.

Торн терпеливо ждал продолжения.

– Не знаю, что было для меня больнее – потеря Лестата илиревность, – снова заговорил Мариус. – Я сам себя не понимаю. Я считалее своей собственностью. Своей царицей. – Он понизил голос. –Показывая ему Акашу, я словно хвастался ценным приобретением! Видишь, какой ялжец! А потерять юное существо, столь близкое мне по духу... Невероятно больно.Такую пронзительную боль испытываешь иногда, слушая, как поет скрипка.

– Чем я могу помочь? Как облегчить твою печаль? –спросил Торн. – Ты так переживаешь, как будто она до сих пор здесь.

Мариус поднял взгляд, и на лице его вдруг появилосьудивленное выражение.

– А знаешь, ты прав, – сказал он. – Я до сих порощущаю бремя своих обязательств. Порой у меня возникает такое чувство, что онапо-прежнему рядом со мной и я должен идти к ней в святилище.

– Разве ты не обрадовался, что все кончилось? – спросилТорн. – Когда из своей ледяной пещеры я наблюдал за тем, что происходилона совете, мне показалось, что многие испытали облегчение. Даже рыжеволосыеблизнецы, по-моему, понимали, что все уже позади.

Мариус задумчиво взглянул на Торна.

– Да, пожалуй, все были в этом единодушны, – сказалон. – За исключением разве что Лестата.

– Расскажи мне, как пробудилась царица, – попросилТорн. – И как случилось, что наша Мать превратилась в убийцу собственныхдетей. В своих скитаниях по миру она однажды прошла совсем близко от пещеры,где я спал. Я чувствовал ее, знал, что она ищет нам подобных. Но меня онапочему-то не нашла.

– Некоторым тоже посчастливилось спастись, – кивнулМариус. – Но никто не знает, сколько именно уцелело. Акаша устала убиватьи пришла к нам, полагая, думаю, что у нее еще будет время завершить начатое. Новсе закончилось слишком быстро, намного раньше, чем она рассчитывала.

Что касается ее второго пробуждения... Причиной вновьпослужил Лестат. Но с тем же успехом я могу винить и себя.

А произошло, судя по всему, вот что. В качестве даров яприносил к ее трону изобретения современного мира. В том числе и различныеприборы и механизмы. Сначала это были музыкальные устройства, потом те, чтовоспроизводят изображение.

Наконец я принес мощный телевизор, установил его в святилищеи настроил на непрерывную работу. Таково было мое очередное необыкновенноежертвоприношение, и...

– И она, по обычаю богов, приняла жертву, – закончил заМариуса Торн.

– Да, приняла. И впитала в себя исходившую от телевизорамощь. На экране сменяли одна другую картины жестокости и насилия, отбрасывая налицо царицы мрачные блики. Я уже не говорю о шуме, криках и громких разговорах!Уж не бесконечные ли общественные дебаты пробудили в ней подобие разума?

– Подобие разума?

– Она пробудилась, видя перед собой одну-единственную цель:править миром.

Мариус с глубочайшей грустью покачал головой.

– Акаша хотела перехитрить и обмануть мудрейших излюдей, – печально сказал он. – Намеревалась уничтожить подавляющеебольшинство мужского населения, создать женский рай и таким образом установитьвсеобщий мир. Полный абсурд – концепция, построенная на насилии и крови.

Пытаясь ее переубедить, мы очень старательно выбирали слова,чтобы не нанести ей оскорбления. Откуда она могла почерпнуть столь бредовыеидеи? Только из обрывков видений, мелькавших на гигантском экране, из безумныхвыдумок и так называемых новостей. Это я открыл путь потоку, который захлестнулее с головой.

В глазах Мариуса сверкнули гневные вспышки.