Кровь и золото - Энн Райс

И тут Торн понял, что Мариусу, видимо, самому хочетсярассказать о себе, что его новому другу необходимо выговориться, излить душу вдлинном потоке слов. Мариус нуждается в этом так же, как он, Торн, жаждетслушать чужую речь. Да, они поистине встретились в подходящий момент.

Но придется подождать до завтра. Ночь подошла к концу.

Мариус взял себя в руки и вновь принялся успокаивать Торна:

– Свет сюда не проникает, никто тебя не потревожит. Списпокойно, отдыхай. Завтра поговорим. А сейчас извини, но я должен уйти. Мойдруг Дэниел еще молод и часто валится с ног прямо посреди своей империи. Мненужно проводить его в удобное и безопасное место, хотя иногда я сомневаюсь, чтоему это необходимо.

– Прошу тебя, прежде чем ты уйдешь, ответь на последнийвопрос, – попросил Торн.

– Если смогу, – негромко и словно бы нерешительнопроизнес Мариус, и на лице его неожиданно появилось выражение сильнейшейнеуверенности. Как будто он хранил в своей душе какие-то сокровенные тайны идолжен был непременно раскрыть их, но боялся.

– Та девушка, которая выходила на морской берег в поискахкрасивых раковин... Тебе известно, что с нею стало?

Мариус не смог скрыть облегчения. Он окинул Торна долгимвзглядом и ответил, тщательно подбирая слова:

– Говорили, она отдалась на волю солнца. Она принадлежала кчислу тех, кто не слишком давно стал пить кровь. Однажды вечером, когда в небесияла луна, бедняжку нашли на берегу посреди большого круга, выложенного израковин. Именно этот круг свидетельствовал о том, что смерть не была случайной.Фактически от нее осталась лишь кучка пепла, да и то уже частично развеяннаяморским бризом. Те, кто ее любил, долго стояли возле круга, наблюдая, как ветердовершает свое дело. К утру все было кончено.

– Жуткая история, – со вздохом отозвался Торн. –Разве ей не нравилось быть такой, как мы?

Вопрос Торна, казалось, застал Мариуса врасплох.

– А тебе нравится быть таким, как мы? – потрясенноспросил он.

– Кажется... Кажется, теперь да. Снова.

В голосе Торна, однако, не было уверенности.

Его разбудил приятный запах дубовых поленьев, потрескивавшихв камине. В первое мгновение Торн не сообразил, где находится, но чувствовал,что опасность ему не грозит, и с удовольствием повернулся в мягкой постели,уверенный, что по-прежнему пребывает в одиночестве среди льдов. Однако вследующее мгновение он обнаружил, что на этот раз проснулся в другом, гораздоболее приятном месте, и почувствовал, что его ждут, что достаточно простовстать на ноги и подняться по ступенькам.

Внезапно Торн все вспомнил. Он попал в красивый современныйгород, воздвигнутый на древних развалинах, а потом оказался в доме Мариуса,своего нового, немного странного, но гостеприимного друга. И теперь емупредстоит долгая приятная беседа.

Он потянулся, наслаждаясь разлившимся по комнате теплом, иогляделся. Единственным источником света служили две старинные стеклянныемасляные лампы, красиво расписанные стены создавали ощущение уюта. Торнпочувствовал себя в полной безопасности.

На стуле лежала чистая льняная рубашка. Торн надел ее, струдом справившись с множеством крошечных пуговиц. Зато с брюками никакихпроблем не возникло. Он натянул шерстяные носки, но обошелся без ботинок. Отгладких полированных половиц веяло теплом.

Поднимаясь по лестнице, Торн постарался предупредить о своемприсутствии звуком шагов, рассудив, что в противном случае его в этом домемогут счесть дерзким и невоспитанным нахалом.

Подойдя к двери в комнату, где строил чудесные городаДэниел, он остановился и очень осторожно заглянул внутрь. Юный блондинпродолжал работу с таким видом, словно и не уходил отдыхать. Дэниел поднялголову, совершенно неожиданно расплылся в улыбке и поздоровался с Торном.

– Ах, это Торн, наш гость, – сказал он с легким налетомнасмешки, но чувствовалось, что эта насмешка скорее наигранная.

– Дэниел, мой друг, – в тон ему ответил Торн.

Он вновь обвел взглядом миниатюрные города и села, быстромчащиеся поезда с освещенными окнами и густые леса – похоже, в данный моментсоздателю всего этого великолепия больше всего нравилось сажать деревья.

Дэниел, словно и не было никакого обмена любезностями,вернулся к работе и принялся наносить на деревце зеленую краску.

Торн хотел уже потихоньку двинуться дальше, но тут странныймолодой вампир вновь обратился к нему:

– Мариус говорит, это не искусство, а ловкость рук и умение.

Он поднял деревце.

Торн не знал, что сказать.

– Горы я делаю своими руками, – продолжалДэниел. – А Мариус говорит, дома тоже нужно строить самому.

У Торна и на этот раз не нашлось ответа.

– Мне нравятся дома в коробках, – продолжал рассуждатьДэниел. – Их непросто собирать, даже мне. Кстати, я в жизни не придумал быстолько разных зданий. Не пойму, с чего это Мариус так пренебрежительноотносится к моему занятию. Обидно.

Торн помолчал, задумавшись, и после паузы откровеннопризнался:

– Не знаю, как это объяснить.

Дэниел не произнес больше ни слова.

Торн еще немного подождал ради приличия и направился вцентральную комнату.

В почерневшем прямоугольном очаге, сложенном из тяжелыхкамней, горел огонь. Рядом в большом кожаном кресле удобно устроился хозяиндома. В его непринужденной позе было что-то мальчишеское. Мариус жестомпредложил Торну занять место на большом кожаном диване напротив.

– Садись там, если хочешь, – приветливо сказалон. – Или где тебе будет угодно. Если мешает огонь, его можно залить.

– А почему он должен мне мешать? – откликнулся Торн,усаживаясь на толстые мягкие подушки.

Обведя глазами комнату, он заметил, что все деревянныепанели были расписаны в золотистых и синих тонах, а балки под потолком и наддверью украшала изысканная резьба, так широко распространенная в давнопрошедшие годы его молодости. Но здесь работа была явно современная. Да и самМариус сказал, что дом построен недавно. Надо отдать должное, смертныйстроитель потрудился на совесть: все продумал, обо всем позаботился.

– Бывает, те, кто пьет кровь, боятся огня, – сказалМариус, пристально вглядываясь в пламя, отбрасывающее тени на его спокойноебледное лицо. – Невозможно заранее предсказать, как отнесется к немугость. Я всегда любил огонь, хотя однажды сильно от него пострадал. Да тынаверняка все знаешь.