Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

– Это улица О’Коннелла, по-прежнему в развалинах.

Горы серых камней и холмы из битого кирпича были пропитаны дождем. В рядах домов зияли большие прорехи.

– Морская артиллерия, – пояснил Сирил. – Они завели свои корабли прямо в устье реки Лиффи. И стреляли в нас. В гражданских. В женщин и детей. И это те самые парни, которые так безбожно мазали по немцам в Ютландии. Тут они все-таки умудрились попасть в неподвижно стоящие здания и разрушить их. Сволочи. Поверить не могу, что эта так называемая цивилизованная страна могла сотворить такое – разнести весь город, когда восстание уже закончилось и ничто им не угрожает. Разнести Дублин, который они всегда называли вторым городом в империи. Полюбуйтесь на него сейчас. Им плевать на ни в чем не повинных людей. Господи, прежде британцы удовлетворялись тем, что убивали нас медленно и постепенно, отбирая землю, взвинчивая ренту, заставляя голодать после гибели урожая картошки. Но такое?! Господи Иисусе, Дева Мария и святой Иосиф! Даже от них я такого все-таки не ожидал.

Сирил рассказал мне, что входил в Гражданскую армию Джеймса Коннолли, но во время восстания ему не дали поучаствовать в бою за взятие почтамта. Он остановил наше такси перед большим зданием с колоннами.

– Это он и есть – главпочтамт, – показал он. – Видите эти отметины от пуль? Меня там внутри не было, потому что мне сказали, что я не прошел подготовку. Но много ли нужно готовиться, чтобы стрелять из окон? Тут все дело в военном планировании. Думаю, причина в моем имени. Оно у меня слишком английское. Пирс просто не хотел кричать: «Сирил Петерсон, ко мне!» Это моя мама решила назвать меня Сирилом. Это было довольно популярное имя у нас на Шериф-стрит. Моя мама обожала все, что звучало по-английски. Была без ума от королевы Виктории. Назвала мою сестру Патрицией, но не в честь святого Патрика, а в честь внучки Виктории. Конноли, например, никогда не просил Пирса называть его Шеймус. Боже мой, не могу поверить, что все они уже мертвы. Зачем было их казнить? Ведь среди ирландцев всегда были бунтари, разве не так? Мне доподлинно известно, что кое-кто в британском правительстве хотел спустить всю эту пасхальную заворуху на тормозах, дать ей заглохнуть естественной смертью. А вы знаете, что женщины из района Либертис плевали на Пирса и остальных, когда их вели в тюрьму? И британским солдатам еще пришлось их защищать. Большинство «Томми» не имели ни малейшего желания заниматься всем этим. Масса парней с нашей Шериф-стрит служит в британской армии. И немало их полегло на фронте. Вот я и говорю: просто оставьте, не трогайте никого, и инцидент исчерпан.

Такси пересекло Конноли-стрит и остановилось перед гостиницей.

– Налицо чрезмерная реакция Британии, и я говорю – слава богу. Иначе нам бы никогда не привлечь внимание всего мира, и вы, ребята, не приехали бы помочь нам, вернувшиеся беглецы. Я уверен, Нора, что вы уехали не так давно. Потянулись к американскому благоденствию. А я вижу в этом определенный божественный план. Это единственный способ найти во всем этом какой-то смысл. Великий голод разбросал наших людей по свету, чтобы они смогли набраться сил в других местах, а потом вернуться, чтобы сражаться вместе с нами.

Он запел:

– Но сейчас мы здесь уже боремся, – продолжал Сирил. – И это реальная война за независимость. Господа унионисты, конечно, хотели бы заполучить гомруль до того, как все закончится. И Республика Ирландия служит тому четким сигналом, вы не находите?

Он перевел дыхание, и мы выбрались из такси. Дворецкий в униформе потянулся за моим чемоданчиком. Но Сирил жестом остановил его.

– И теперь, миссис, когда вы уже приехали, вы увидите жуткие картины, – сказал Сирил, когда мы с ним шли через фойе. – Хотя не здесь, разумеется.

Отель «Грешем» выглядел очень внушительно. Отделка золотом, белоснежная лепнина, люстры.

В просторном зале были расставлены столы. Людей – море. Я была впечатлена обилием твидовых костюмов, серебряными чайниками и подставками для тостов. Да, тосты – это то, чего мне недоставало в Париже.

– Позавтракаете – и отдыхать, – сказал Сирил.

– Спасибо, – ответила я.

– Но сначала познакомитесь с комитетом.

Пятеро серьезных мужчин попивали свой чай, почему-то напоминая мне молчаливых священников, которые забрали отца Кевина. Я познакомилась с мистером Дженсоном, председателем, а остальным просто кивнула. Все они были немногословны, хотя этот пробел с лихвой компенсировал своей разговорчивостью Сирил. «Я в Ирландии, – думала я, – наконец-то здесь». Впрочем, Дублин не особенно отличался от других городов, только был печальнее. И по этому месту всю свою жизнь сохли бабушка Онора и моя мама?

Весь остаток дня я спала.

Вечером Сирил пригласил нас в дом своей матери. Остальные слишком устали после переезда, чтобы пойти с нами, но я согласилась с удовольствием. Петерсоны жили в двух комнатах в коттедже ленточной застройки. Кирпичные стены когда-то, видимо, были красными, но из-за слоя въевшейся сажи превратились в темно-коричневые. Мать Сирила усадила меня поближе к небольшому очагу, где горел уголь. Она улыбнулась.

– Чашечку чая с этим чудным печеньем «Джейкобс». Сирил купил мне его целую кучу, на годы хватит. Угощайтесь, не стесняйтесь.

– Большое спасибо.

– Берите еще.

– Нет, спасибо.

– Берите-берите.

Мне не хотелось объедать бедную женщину. К тому же это было просто плоское сахарное печенье, только без сахара. Я оглянулась на Сирила.

– Вперед, – кивнул он. – Парни, удерживавшие бисквитную фабрику Джейкоба, передали оттуда массу печенья, прежде чем сдаться. И с тех пор мы его и едим, столько лет.

Он повернулся к матери.

– Ладно, мама, – сказал он. – Нора приехала из самой Америки, чтобы помочь нам тут.

– Очень мило с вашей стороны, дорогая. Это действительно нужно Ирландии. Хотя в нашей семье дела получше, чем у большинства. Отец Сирила хорошо зарабатывал докером. Но он умер от чахотки еще молодым, и тогда нам стало туго. Правда, я нашла работу – помогала в магазинчике на Мур-стрит, торговавшем всякой всячиной. Нужно было иметь хорошо подвешенный язык, чтобы общаться с покупателями.

– Ты никогда за словом в карман не лезла, мама, да и сейчас такая же.

– Ах, сейчас я уже все это растеряла, – покачала головой она.

– Что ты, мама, ничего ты не растеряла.

Сирил подался вперед и похлопал ее по плечу. У них были очень похожие профили: небольшой изогнутый нос, маленький острый подбородок. Мама-птичка и ее сынок.

У них над головами перед изображением Пресвятого Сердца горела свеча. Все это напоминало мне маленький алтарь в спальне бабушки Оноры.