Мировая история - Одд Уэстад

По национальности Салах ад-Дин принадлежал к курдам. Он вошел в историю в качестве героя, возвратившего мусульманам Левант, и остается обаятельной фигурой, даже после напряженных усилий лишенных романтики и веры в добро ученых опорочить его идеал сарацинской галантности. Восхищение, которое он внушал своим современникам-христианам, уходило корнями в парадоксы, имевшие по-настоящему поучительное значение. Он бесспорно относился к врагам христианства, но при этом о нем говорили как о добром человеке, человеке слова, справедливом в поступках; его отличало великодушие, и вообще в мире не существовал второй такой идеал благородства. (Французов репутация этого человека раздражала настолько, что им пришлось прибегнуть к измышлениям: будто бы в рыцари его посвятили пленные христиане и что он даже окрестился на смертном одре.) На более приземленном уровне первую крупную победу Салах ад-Дин одержал, когда в 1187 году вернул исламу Иерусалим, что послужило поводом для нового, третьего по счету похода крестоносцев (1189–1192 гг.). Большими достижениями на поле брани хвалиться им не пришлось, зато усилилось раздражение мусульман, теперь начавших проявлять совершенно новую, невиданную до сих пор жестокость и идеологическую враждебность к христианству. Настало время гонений на христиан, и с ним началось медленное, но необратимое сокращение ранее многочисленного христианского населения мусульманских земель.

Салах ад-Дин основал мусульманскую династию султанов Айюбидов, которые правили Левантом (за пределами анклавов крестоносцев), Египтом и побережьем Красного моря. Она просуществовала до тех пор, пока ее не сменили правители, отобранные из состава дворцовой гвардии, то есть тюрков-мамелюков. Им предстояло ликвидировать последние завоевания крестоносцев в Палестине. Восстановление халифата, случившееся позже в Каире (его передали под управление одному из членов дома Аббасидов), по сравнению с этим выглядит событием малозначительным. На него тем не менее обращают внимание, так как ислам все еще остается преобладающим вероисповеданием и сосредоточием культуры, в настоящее время обнаруживаемым в Египте. Багдаду не было нужды что-либо восстанавливать. К тому времени за мамелюками, к их чести, числилось совсем другое достижение. Именно им наконец-то удалось остановить волну завоеваний со стороны куда более опасных, чем франки, племен, когда эта волна катилась по просторам Евразии на протяжении больше полувека. Речь идет о пресловутых монголах, историю которых с точки зрения хронологии событий и территориального деления распутать до сих пор не получилось. За поразительно короткий срок этот кочевой народ вовлек в орбиту своего влияния Китай, Индию, Ближний Восток и Европу, а также оставил после себя неизгладимые отметины своего присутствия. Только очагов их истории, кроме войлочных шатров правителей при лагерных стоянках, не сохранилось; их нашествие случилось неожиданно, как ураган, напугавший полудюжину цивилизаций, погубивший многих и много разрушивший, а также покоривший и организовавший народы по-своему в масштабе, повторенном в XX веке. Монголы требуют, чтобы их считали единственными в своем роде последними и изменившими ход истории завоевателями-кочевниками.

В поисках места происхождения этих кочевых племен нам следует отправиться в восточный угол Центральной Евразии, каким он был в середине 1-го тысячелетия н. э. Занятые своей экспансией тюрки оттеснили остальные народы на периферию цивилизации, причем те, кто отказался им подчиняться, отправились в южном направлении, где осели внутри и у границы империи, в то время находившейся под властью династии Хань. Группа народов, общавшихся на наречиях монгольской языковой семьи, давно добивавшихся внимания со стороны китайских правителей, постепенно втягивалась в запутанный клубок политики Китая V и VI веков. Кто-то из них сыграл ключевую роль в установлении новых династий – правители династий и Суй, и Тан по происхождению считаются наполовину монголами. Остальные прижились за пределами китайской сферы прямого правления. Можно поискать монголоидные элементы во многих великих федерациях кочевников 1-го тысячелетия н. э. – среди аваров, турок и, вероятно, к тому же гуннов. Во второй половине IX века и первых годах X века на основе группы племен под общим названием кидани возникло самостоятельное государство, войско которого ворвалось в Северный Китай, где кидани приводят к власти династию Ляо, которая управляла Маньчжурией, Восточной Монголией и значительными территориями китайского севера с 916 по 1125 год.

Династия Ляо, несомненно, подала вдохновляющий пример другим монгольским племенам, живущим на севере Китая, переставшим считать себя простыми пастухами, слугами или ремесленниками. Но в начале XII века, когда государство династии Ляо с треском рухнуло под натиском ее врагов, всем монгольским племенам пришлось на собственной шкуре ощутить негативные последствия этого краха. Под гнетом их этнических соперников вспыхнула ожесточенная борьба за власть между выживающими монгольскими кланами, подтолкнувшая одного молодого человека по имени Темучжин к крайностям на поприще самоутверждения. Дата его рождения доподлинно не известна, зато все знают, что с 1190-х годов он встал во главе своего народа в качестве хана. Несколько лет спустя ему присвоили титул кагана племен, которых он назвал монголами, и такое признание сопровождалось присвоением ему имени Чингис (дословно «повелитель воды» или, что точнее, «повелитель бескрайнего как море»). Он распространил свою власть на остальные народы в Центральной Азии, а в 1215 году разгромил войско удельного царства Цзинь в Северном Китае и Маньчжурии, образованного чжурчжэнями (предками маньчжуров). Для великого завоевателя это было только началом. Ко времени его кончины в 1227 году когда-то мальчик из восточной степи превратился в величайшего покорителя народов, когда-либо известного нашему миру.

Он явно отличался от всех предыдущих военачальников кочевых народов. Чингисхан искренне видел свою миссию в завоевании всего мира. Покорение других народов, а не военная добыча или колонизация, стало его целью, а все, что он завоевал, часто подвергалось организации в соответствии с определенной системой. При этом появлялась своего рода структура, заслуживающая названия «империя» в большей степени, чем это получалось у подавляющего большинства правителей кочевых государственных образований. Был он человеком богобоязненным, терпимым к приверженцам вероисповеданий, отличных от его собственного язычества, и, если верить одному из персидских историков, «обычно привечал пользовавшихся любовью и уважением мудрецов и отшельников всех племен, считая такой подход к делу угодным Богу». Само собой разумеется, что он считал себя исполнителем священного предназначения. Такая религиозная эклектика Чингисхана играла большую роль, как и тот факт, что он и его сподвижники (за исключением некоторых турок, которые присоединились к ним) не были мусульманами, как сельджуки, когда они вторглись на Ближний Восток. Тут дело не только в принадлежности к христианам и буддистам – среди монголов встречались и несториане, и буддисты, а в том, что монголы не принадлежали к религиозному большинству, образовавшемуся на Ближнем Востоке.

В 1218 году Чингисхан повернул на запад, и эра монгольских вторжений открылась для Мавераннахра с Северным Ираном. Он всегда действовал продуманно, осмотрительно и заранее оценивал свои намерения, но могло случиться так, что свое первое наступление он предпринял из-за безрассудного поступка одного мусульманского принца, приказавшего перебить его посланников. Оттуда Чингисхан продолжил истребительный поход на Персию с последующим поворотом на север через Кавказ в южные пределы Руси и возвратился оттуда, замкнув кольцо вокруг Каспийского моря.