Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Но Робин, всегда сверхчувствительной к непрошеному прикосновению, к брошенному искоса блудливому взгляду, вторжению в личное пространство, в присутствии Страйка никогда не хотелось съежиться от чужих попыток перевести отношения в другую плоскость. Личная жизнь Страйка была запретной зоной, и хотя это подчас сбивало ее с толку (перезвонил он или не перезвонил Шарлотте Кэмпбелл?), его нелюдимость выражалась и в уважении чужих границ. Он ни разу не позволил себе ни одного лишнего прикосновения, даже на первый взгляд продиктованного любезностью, ни разу не положил руку чуть ниже ее спины, не схватил за руку так, чтобы у нее по коже побежали мурашки или возникло желание прикрыться, – наследие тех жестоких столкновений с мужчинами, которые исполосовали ее шрамами, причем не только зримыми.

По правде говоря (когда же признаться себе в этом, если не сейчас, в минуты усталости и ослабления рубежей обороны?), за четыре года она припоминала только два момента, когда Страйк бесспорно видел в ней желанную женщину, а не друга, не ученицу и не младшую сестру.

Впервые это произошло в тот раз, когда она предстала перед ним в том зеленом платье от Кавалли в ходе их первого совместного расследования: он отвел от нее взгляд, словно ослепленный ярким светом. Позднее она устыдилась собственного поведения: ей не хотелось, чтобы он думал, будто она решила ему понравиться или бросить вызов; она всего лишь пыталась выудить информацию у продавщицы. Но когда он впоследствии подарил ей это зеленое платье, считая его прощальным подарком, она заподозрила, что его жест полон особого смысла: что он подтверждает свой тогдашний восхищенный взгляд, и это подозрение не вызвало у нее неловкости, она была только счастлива и польщена.

Второй момент, воспоминания о котором были гораздо более болезненными: она стояла на верхней лестничной площадке у банкетного зала, где праздновалась ее свадьба, а Страйк, стоя у подножья лестницы, обернулся, когда она его окликнула, и, травмированный, измотанный, посмотрел на нее – невесту в подвенечном платье – снизу вверх. Тогда она вновь увидела на его лице проблеск чего-то большего, чем дружба; потом они обнялись, и он показался ей…

Лучше об этом не думать. Лучше не размышлять об этом уютном объятии, о нахлынувшем на нее безумии; она представила, как он говорит: «Уедем вместе», и знала, что пошла бы по первому зову.

Робин сгребла со стола астрологические выкладки, запихнула их обратно в сумку и вышла на улицу, не допив и половины кофе.

Пытаясь заглушить воспоминания быстрой ходьбой, она перешла через каменный мостик, соединяющий берега реки Лем, подернутой скоплениями ряски, и миновала колоннаду Королевского курзала, где на следующий день открывалась выставка Сетчуэлла. Засунув руки в карманы, Робин стремительно шагала вперед и разглядывала Променад, где некогда широкая белая терраса эпохи Регентства была исполосована витринами магазинов.

Лемингтон-Спа не смог поднять ей настроение. Наоборот, он слишком упрямо напоминал другой курорт на водах – Бат, где Мэтью учился в университете. У Робин удлиненные, изогнутые здания времен Регентства с их простыми классическими фасадами всегда пробуждали некогда дорогие сердцу воспоминания, изуродованные более поздними открытиями: на мысленный образ их с Мэтью, гуляющих рука об руку, наложилось знание того, что в то время он уже спал с Сарой Шедлок.

– Да катись оно все к чертям, – пробормотала Робин, часто моргая от слез, а потом резко развернулась и зашагала назад к «лендроверу».

Припарковавшись поближе к «Премьер-Инну», она сделала крюк, чтобы купить в соседнем кооперативном магазине сколько-то продуктов, потом зарегистрировалась в гостиничном автомате самообслуживания и поднялась в свой одноместный номер. Тесный и скудно обставленный, но безупречно чистый, он выходил окнами на невероятно безобразное здание городской администрации из красного и белого кирпича, перегруженное завитками, фронтонами и львами.

От пары бутербродов, шоколадного эклера, банки диетической колы и яблока Робин приободрилась. Когда солнце стало медленно опускаться за Променад, она скинула туфли и протянула руку к сумке, чтобы достать ксерокопии записей Тэлбота и колоду карт Таро (версия Алистера Кроули), при помощи которых Билл Тэлбот пытался решить загадку исчезновения Марго. Вынув колоду из коробки, она перебрала карты и внимательно разглядела. Как и следовало ожидать, Тэлбот скопировал в свою тетрадь многие элементы – предположительно с тех карт, которые выпадали во время его упорных попыток раскрыть дело.

Робин разгладила ксерокопию страницы, которую мысленно называла «рогатой», – на ней Тэлбот размышлял о трех рогатых знаках зодиака: Козероге, Овне и Тельце. Эта страница находилась в последней четверти тетради, где цитаты из Алистера Кроули, астрологические символы и загадочные рисунки появлялись гораздо чаще, чем конкретные факты.

«Рогатая» страница демонстрировала, что у Тэлбота вновь возник интерес к Сетчуэллу, которого следователь вначале исключил из числа подозреваемых на том основании, что его знаком был не Козерог, а Овен. Судя по всему, Тэлбот рассчитал полную натальную карту Сетчуэлла и не поленился отметить различные ее аспекты, которые, как он заметил, были такими же, «как у АК. Как у АК… НЕ ЗАБЫТЬ о связи с ЛС».

Чтобы еще больше запутать выкладки, таинственный Шмидт все время исправлял знаки, хотя Сетчуэлл в его системе сохранял свой изначальный знак Овна.

А потом в голову Робин пришла странная идея: понятие о зодиаке из четырнадцати знаков было явно абсурдным (но чем оно абсурднее зодиака из двенадцати знаков? – вопрошал голос у нее в голове, удивительно напоминавший голос Страйка), но ведь чтобы втиснуть два лишних знака, даты пришлось бы потеснить, разве не так?

Она взяла свой мобильник и набрала в «Гугле» «зодиак 14 знаков Шмидт».

– О господи, – вслух произнесла Робин, обращаясь к безмолвному гостиничному номеру.

Не успела она переварить прочитанное, как у нее в руке зазвенел мобильный. Страйк.

– Привет, – сказала Робин, быстро переключившись на громкую связь, чтобы можно было продолжить чтение. – Как ты?

– Замотался, – ответил Страйк, и, судя по его голосу, так оно и было. – Что происходит?

– В каком смысле? – спросила Робин, быстро пробегая глазами строки текста.

– По голосу чую: ты что-то раскопала.

Робин засмеялась:

– Ты не поверишь, но я только что нашла Шмидта.

– Кого-кого?

– Шмидта, по имени Стивен. Это реальный человек! В семидесятом году он написал книгу под заголовком «Астрология-четырнадцать», в которой предложил расширить зодиак на два дополнительных знака, Змееносца и Кита!

Последовало недолгое молчание, затем Страйк пробормотал:

– Черт, как же я это упустил?

– Помнишь статуэтку мужчины со змеей в старом доме Марго? – спросила Робин, откидываясь на подушки среди разбросанных карт Таро.

– Асклепий, – сказал Страйк. – Римляне изображали его как змееносца. Бог врачевания.