Осада - Иван Алексеев

– Наверное, опознал свою госпожу! – раздается голос рядом с Анютой.

– Так это маркиза фон Штаден? – произносит другой, более начальственный голос. – Бедняжка! Сильно пострадала, волосы пожглись, лицо почернело – не узнать… Не ведает, небось, что муж ейный сгорел заживо со всеми слугами. Она одна на карете чудом из пламени вырвалась. За упокой души верного кучера, что жизнь за нее положил, теперь должна до конца дней своих в церкви свечки ставить… Эй, толмач, скажи-ка маркизе, что сейчас накормим да спать уложим. А про гибель мужа не говори!

Наконец-то восторжествовала справедливость, и люди признали, что она, Анюта, на самом деле – заморская принцесса! Это ее, а не какую-то английскую леди должен любить Михась. А про мужа – правильно. У нее должен быть муж. Но она его плохо помнит. Возможно, потому что он умер. Да, это все объясняет. Муж был, но умер. «Я – принцесса Анна, направляюсь в свой замок, извольте приветствовать меня, как подобает», – вновь и вновь повторяет Анюта.

– Дык, господин дьяк, она ж в беспамятстве, не понимает ничего! Ее бы к лекарю…

Потом Анюта долго живет в дощатых, наспех построенных палатах с другими иноземцами. Ее все величают «госпожой маркизой», и выхаживают сразу два лекаря. Анюта молчит, не отвечает на вопросы, но запоминает все, что говорят о ней и ее муже, исподволь учит языки.

Вскоре ее селят в уютном новом тереме. Ей, как вдове маркиза фон Штадена, любимого иностранца-опричника царя Ивана, сложившего голову на государевой службе, положен щедрый пенсион. Постепенно к ней «возвращается речь», хотя многие слова она еще произносит с трудом. Но на многочисленных приемах, устраиваемых иноземными посольствами в русской столице для своих собратьев-европейцев, многие уже обращают внимание на прекрасную загадочно молчаливую молодую вдову. Вскоре приехавший в составе польского посольства престарелый граф Залевский влюбляется в чаровницу, делает ей предложение, получает согласие и увозит в свои владения…

– Отодвиньте лампу, маркиз, и велите принести мне нормальное кресло. Я не девочка, и для беседы со мной подобные фокусы ни к чему! – с привычным спокойствием и надменностью произнесла пани Анна. – Я отвечу на ваш вопрос.

Когда ее просьба была выполнена, пани Анна сжато, без эмоций и психологических деталей, изложила маркизу фактическую сторону интересующего его вопроса. Маркиз в своей бурной и насыщенной жизни видел лично или слышал о множестве событий, которые представлялись обычным людям совершенно невероятными. Поэтому он спокойно воспринял рассказ пани Анны, и после довольно продолжительных размышлений решил, что изложенные ею факты соответствуют действительности.

– Хорошо, пани Анна, – наконец, произнес он. – Ваше чистосердечное признание свидетельствует о том, что вы понимаете ваше положение и готовы сотрудничать со мной. Но меня интересует еще одна важная деталь: тот таинственный боец, которого с усердием и опаской искали царские опричники в вашем селе, да так и не нашли… И это как раз совпало с началом ваших удивительных приключений… Короче говоря, это ведь вы ему помогали укрываться, а он в благодарность завербовал вас в русский Тайный приказ, или как там называется ваша спецслужба?

– Отдаю должное вашей глубокой проницательности, маркиз, горько усмехнулась пани Анна. – Но вы правы лишь частично. Да, это я спасла бойца поморской дружины, которая одна во всей Руси осмелилась тогда схлестнуться с опричниной. И он кое-чему меня научил. Но при этом никуда не вербовал: ни в тайные агенты, ни в жены, ни в любовницы… Долго рассказывать, да и не стоит тратить лишних слов. В общем, я возненавидела и этого дружинника, и всех ему подобных фанатиков, на уме у которых лишь одно: долг перед родиной, перед товарищами, перед человечеством… А я хотела просто жить, а не выполнять всякие там священные миссии. Причем жить не хуже, а лучше других. И, как видите, мне это удалось. Мне плевать на Россию, где люди живут, как скоты, причем не только бедняки, но и богачи, князья и бояре. Собственный царь издевается над ними, как хочет, казнит по малейшей прихоти, а они бессловесным стадом покорно идут на бойню. То ли дело Европа! Это и есть моя настоящая родина! Страна больших возможностей для одаренных и смелых людей, каждому из которых здесь платят настоящую цену, такую, какую он заслужил… Так что я вас, по всей видимости, разочаровала: я не являюсь русским агентом. Я искренне, как и любой европеец, ненавижу русских, и воюю против них добросовестно и вполне сознательно, в полном соответствии с моими убеждениями… Я понимаю смысл вашей усмешки, маркиз. Дескать, то, что я сейчас сказала – всего лишь слова. Настоящий русский агент, спасаясь от разоблачения, произнес бы то же самое, причем столь же горячо и искренне. А посему к своим словам я присовокуплю доказательство. Вы, разумеется, слышали о пленном, которого захватил пан Голковский. Он долго охотился именно за этим человеком, причем по моей просьбе. Кстати, за этот подвиг он получил от меня сегодня обещанную награду. Ну, это вы сами видели… Так вот, этот пленник и есть тот самый дружинник, о котором мы сейчас беседовали. Именно его вы назвали моим вербовщиком. Я увидела его в рядах русских, когда они совершали вылазки из города. Зачем он мне нужен? Я хотела бросить ему в лицо все, что я о нем думала эти долгие годы… Пусть он сдохнет от досады, что мной пренебрег, когда увидит, чего я достигла!

Маркиз заслуженно славился среди подобных ему профессионалов именно тем, что соображал очень быстро, и при этом мыслил объемно. Сложные многоходовые комбинации рождались в его мозгу целиком. Разумеется, этим, казалось бы, чудесным озарениям предшествовала долгая и напряженная работа мысли. Вот и сейчас нужный план, словно вспышка молнии, мгновенно блеснул в его сознании, ярко высветив все необходимые детали.

– Надеюсь, пани Анна, вы не успели привести в исполнение свой вожделенный план по уничижению этого дружинника? – быстро спросил маркиз.

– Нет еще, – пожала плечами пани Анна. – Он почти все время без сознания. Мне необходимо, чтобы он пришел в себя и хорошо понимал происходящее.

– Отлично! – удовлетворенно воскликнул маркиз. – Но теперь, дорогая пани, раз вас не завербовали русские, то вас вербую я! Причем по классической схеме. То есть, если наше сотрудничество будет меня удовлетворять, я не собираюсь вспоминать, кто вы на самом деле. И еще я не стану сопоставлять обстоятельства смерти вашего односельчанина, Никифора, которому неизвестный злодей свернул шею, с обстоятельствами смерти вашего второго мужа, знаменитого на всю Европу пана Залевского, который скончался – увы! – по той же причине, якобы упав с лестницы… Поскольку, как я вижу, между нами установилось полное взаимопонимание, я приказываю вам отныне общаться с этим русским только после моего разрешения и строго по моему сценарию, который я вам оглашу завтра, то есть сегодня утром. Вы свободны, дорогая пани Анна! Через три часа извольте вновь явиться ко мне.

С раннего утра начальник разведки и контрразведки королевского войска, маркиз Генрих фон Гауфт, выполняя свои рутинные повседневные служебные обязанности, непрерывно обдумывал и уточнял детали плана главного мероприятия. Он лично опросил гусар и ландскнехтов – свидетелей захвата в плен паном Голковским русского дружинника и внес весьма важные коррективы в первоначальный сценарий. Теперь план диверсии выглядел безупречным. Ближе к полудню маркиз наведался в шатер, отведенный под мастерскую мистеру Смиту. Еще вчера мастер пообещал фон Гауфту закончить работу в ближайшее время. Миновав плотное кольцо часовых, охранявших на расстоянии этот сверхсекретный объект, маркиз, испросив разрешения, медленно и осторожно отодвинул шелковую занавесь перед входом и заглянул внутрь.