Посмотри в глаза чудовищ - Михаил Успенский

Остолбеневший Василий смотрел на них через пропасть. Из глубины поднимался дым.

Там все было раскалено добела, но почти в самом центре обозначилось черное пятно. И оно заметно расширялось…

– Тигр, – сказал Николай Степанович, – сделай одолжение: принеси снизу мой рюкзак.

И Тигран побрел, не вытирая слез, исполнять поручение.

– Женя, как ты?

– О-ох: – Коломиец приподнялся на локте, подтянул ногу, посмотрел. Ботинок его был изодран, располосован, а вместо подошвы белел носок. – Ни хрена себе тварюшечка: где ты только таких находишь?

– Да вот: сами приходят…

Вернулся Тигран.

Николай Степанович достал последние три бутылки с тьмой, вывернул из гранаты взрыватель и прикрутил его сбоку. Посмотрел вниз. Картина солнечного затмения: черный круг с пылающим венцом. Разобьются и так, но на всякий случай: Он вынул чеку, отпустил скобу предохранителя – глухо бухнул капсюль, зашипела трубка – и разрешил бутылкам падать.

Раз: два: три…

Будто облако закрыло картину солнечного затмения, все кончилось, и можно прятать закопченные стекла: Потом холмик тьмы вырос над жерлом шахты, опустился, растекся – осталась матово-черная лужица.

– Все.

Брюс стоял. Левая рука его плетью свисала вдоль туловища. За спину, распорядился он. Поднял правую руку. Колька, помогай. «Бахарма тудакаваши арма:»

Маревом подернулась башня. «:стха марва прахован:»

Земля задрожала. Потом мерцающий свет окутал все вокруг. Башня теперь казалась миражом, чем-то чужеродным, неправильным. «:ицхи ицхи стхабрахабарн:»

Все померкло. Башня теперь будто висела в воздухе, размывалась с краев, таяла, таяла: Это было не настоящее исчезновение, но никто теперь на сумеет найти ее…

Зубчатые силуэты елей проступили там, где была башня. Брюс вздохнул и сел на землю. У него пошла кровь носом.

– Готово, Яков Вилимович…

–:обуза вам…

– Зачем ты так говоришь, неправда это.

– :помочь: нет, как: падаль…

Он опять упал и потерял сознание.

Коломиец не мог идти сам, нога стремительно опухала, чернела; его вели под руки Тигран и Василий. Вертолет возвращался. Сесть он все равно не мог, надо было куда-то выбираться из хворостяного леса. На крышу Коломийцу не забраться, кожа на руках полопалась, под ногтями кровь – и это уже не говоря о Брюсе…

– Да что мы мудрим, – сказал Василий, – вон же машина, поехали до берега…

Так они и сделали.

Вертолет прошел над ними низко и скрылся. Плиты дороги уложены были неровно, машину ритмично било – как на старых железных дорогах. Паровоз с медным орлом на груди, желтые и голубые вагоны, красный вокзал: запах угля и дегтя: узкий перрон, носильщики в зеленых тужурках: Царское Село…

Дорога. Река.

Вертолет ждал их. Илья сидел на ступеньке трапа. Увидев машину, встал, побежал навстречу. Потом оглядел всех, ничего не сказал и побрел обратно, сгорбившись…

Он спускался по лестнице в халате, зеленом с золотом. Пистолетик-пукалка плясал в руке.

– Кто здесь? Почему?.. – голос сорвался.

Я встал.

– Жданов Андрей Александрович?

– Кто вы и что вам нужно?

– Вы арестованы.

Тысячу раз я видел эту сцену почти наяву, и вот сейчас, когда все свершалось, чувств я никаких не испытывал. Разве что гадливость.

– Предъявите ордер, – сказал он сипло.

– Ордер? Мне не нужен ордер. Неужели вы меня не узнаете?

– Без ордера… Горюнов!

– Можете не кричать, мы здесь одни. Охрана отдыхает. Да положите вы свой пистолет, он вам мешает думать.

Он удивленно посмотрел на дамский «вальтер» у себя в руке и сунул его в карман.

– Пойдемте в машину, – сказал я. – Руки примите за спину.

– Кто вы? – еще раз спросил он.

– Когда-то мое имя было известно каждому культурному русскому человеку, – со вздохом сказал я. – Правда, с тех пор произошло немало прискорбных событий.

– Какой-то эмигрант…– судорожно пробормотал он. – Что? Война? Десант?

Москва захвачена?

– Все проще, – сказал я. – Создана Особая тройка: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святый. Мне поручено препроводить вас…

– Ордер! Без ордера не имеете права… Я требую понятых! Я буду звонить товарищу Сталину!

– Что он тут вопит? – сказал, входя, Великий.

– Ордер требует, mon prince.

– Семен Павлович?! – изумился Жданов. – Что вы здесь?..

– Справляю обязанности, – сказал Великий. – Какая же экзекуция без медикуса?

– Экзекуция? К-казнь? – Жданов покачнулся и начал закатывать глазки.

– Стоять! – тихо сказал я, и Жданов замер.

– Смотри, Колька, если он мне машину обдрищет – сам убирать будешь, – сказал Великий.

– Не обдрищет, – уверил я его. – Вы же постараетесь удержаться, Андрей Александрович?

Он покорно кивнул.

И – потащился к двери.

Он окончательно уверился, что произошел какой-то дворцовый переворот, или же сват его просто решил позабавиться…

А если так – то это может быть и не до смерти. Попугают, а потом будут смеяться. Вот сейчас привезут его в Кунцево… или даже в машине скажут: шутили, мол…

Но в дверях он вдруг раскорячился, как умный мальчик из сказки. Что-то последнее в нем протестовало, пыталось сопротивляться. Великий дал ему сокрушительного пинка. Схватившись одной рукой за крестец, а второй за сердце, толстяк вылетел на крыльцо.

Охранники сидели в кружок и смотрели на луну, подвывая неслышно.

– Мерзавцы…– просипел Жданов.

– Что ж вы хотите, сударик мой? – отозвался Великий. – Псы.

Филипп курил около машины. Увидев нас, бросил папиросу и критически осмотрел нашего пленника.

– Вот этот, что ли?

– Этот, Филя, – сказал я. – Можешь себе представить – именно этот.

Филипп молча дождался, когда мы усядемся: Великий, Жданов, я последний, – и сел за руль.

– Куда вы меня везете? – спросил Жданов.

– Да вот, сударик мой, – сказал Великий, – такая незадача вышла: поспорили мы с Бурденкой на ящик армянского: где в мозгу человеческом линия партиии пролегает? Он мне: в шишковидной железе, а я ему – врешь, брат Бурденко, в мозолистом теле! А как проверить? Надо взять у партии самого верного сына да и посмотреть…