Спасти огонь - Гильермо Арриага

энергетике, должен был угаснуть. Я же считал, что будущее — за ветряной, солнечной, водяной и даже копроэлектрической энергией (да, да, ты не ослышался: это электричество от турбин, работающих на метане, получаемом из коровьего навоза). Я финансировал рентабельные проекты по чистой энергии не только в Мексике, но и Западном Техасе, Патагонии, Андалусии, а также на побережье Австралии.

Эктор пригласил меня на обед. Он хотел, чтобы я помог ему расширить инвестиционный портфель, поскольку доверял моему чутью в каких-то незнакомых ему самому областях. Я собирался предложить ему одно дело. Некий тип придумал сжимать уголь под таким высоким давлением, что он превращался в алмазы низкого качества, для ювелирного дела непригодные. Зато этими прочнейшими алмазами можно было резать толстые стальные листы. Я купил эту технологию и теперь нуждался в больших объемах угля. А к кому же, как не к Эктору, за этим обращаться?

Мы договорились встретиться в «Джакоме». За несколько минут до встречи он позвонил и спросил, не возражаю ли я, если к нам присоединится его бойфренд Педро. Я не унаследовал твоей пламенной гомофобии и совершенно не стал возражать, хотя, признаюсь, публичные проявления однополой любви подчас меня смущают.

Они пришли точно к назначенному времени. Наконец-то мексиканские бизнесмены научились, что опоздания могут фатально влиять на сделки. Эктор поздоровался сердечно, но сдержанно. Я, конечно, успешный предприниматель, но моя смуглая кожа и индейские черты вызывают подозрения у таких вот белых, как он. Будь я блондином, он наверняка бы меня даже обнял. Наверное, ему было странно вести дела с кем-то, походящим скорее на его шоферов. Он представил меня Педро, который проявил больше непринужденности. «Очень рад знакомству», — сказал он с улыбкой и тепло похлопал меня по спине.

После расшаркиваний Эктор перешел прямо к делу и начал расспрашивать меня про новейшие источники энергии. Я рассказал о достижениях в геотермальной энергетике, о том, как ученые оценивают перспективы использования тепловой энергии магмы, бурлящей в сотнях метров под землей. Мы договорились вместе инвестировать в эту сферу, а также в искусственные алмазы. Он будет поставлять уголь, я буду его перерабатывать, прибыль пополам.

За десертом заговорили о литературе и кино. Их поразило, что, в отличие от большинства деловых людей, я знаю, кто такие Гуссерль, Кант, Фолкнер, Бароха, и видел десятки фильмов каннской и венецианской программы. От культуры в общем мы перешли к любимому детищу Педро — фонду, а от фонда — к его проектам в Восточной тюрьме, литературной мастерской Хулиана Сото и оригинальным текстам, написанным заключенными. Услышав слова «Восточная тюрьма», я навострил уши. «Кого-то из этих авторов стоит опубликовать?» — осторожно поинтересовался я. Ответ можно было предугадать, папа. «Да, есть такой, Хосе Куаутемок Уистлик. Отбывает пятьдесят лет за убийство. Талантливый, хотя я, честно говоря, его немного побаиваюсь», — ответил Педро.

Видимо, им и в голову не приходило, что я могу оказаться братом Хосе Куаутемока. Подобно Гэтсби, я придумал себе персонажа с альтернативным прошлым. Франсиско Рамирес сильно отличался от Франсиско Куатилауака Уистлика Рамиреса (я не хотел, чтобы мое имя в бизнесе связывали с тобой, столь противоречивой фигурой). Я попросил у них тексты упомянутого автора: «Я недавно приобрел издательство. Может, получится опубликовать» (я купил его не из любви к литературе, папа, а потому что там можно печатать политические газеты и буклеты. Нам, людям с деньгами, нужен резонанс. Мы должны контролировать, что о нас говорят). Педро сразу клюнул. На следующий день один из его телохранителей принес мне в офис коробку с ксерокопиями отпечатанных на машинке листов. Так в мои руки попало творчество твоего сына.

Дома я прочел рукописи. И остался под большим впечатлением. Отличный рассказчик, каких мало. Я дал распоряжение о публикации. Это будет неплохое дельце, ко всему прочему. Сам знаешь, когда преступники хорошо пишут, их книги вызывают фурор. Зачем далеко ходить? Воришки Жене, Довиньяк, Нил Кэссиди снискали не только успешные продажи, но и восхищение критиков. Я уверен, что мой брат станет литературной знаменитостью. Мы устроим широкую и интенсивную рекламную кампанию. Лучшие маркетологи книжной индустрии создадут образ этакого enfant terrible, проклятого гения. Будем его про-моутировать как талантливого Чарльза Мэнсона.

Но у меня есть и еще один сюрприз: мое издательство опубликует полное собрание твоих трудов. Они были рассеяны по университетам и историко-географическим обществам, но я нанял людей, которые собрали твое наследие воедино. Стоимость перевода на основные мировые языки уже подсчитана. Будем распространять в разных странах. Ты окажешься на первых полках книжных магазинов по всем миру, тебя будут изучать в школах и университетах. Вот увидишь, вы с Хосе Куаутемоком наделаете много шуму.

В последние месяцы в моей жизни царил такой сумбур, что я упустила из виду многие события вокруг себя. Пока я наведывалась в тюрьму, Эктор успел снять фильм, очень быстро, на одной-единственной локации. Но почему-то загубил то, что могло бы стать прекрасной историей, ударившись в несусветную безвкусицу. Фильм рассказывал про ночного сторожа в морге судмедэкспертизы. Морг был под завязку забит свозимыми туда трупами, в основном жертв убийств и вообще не-контролируемоего насилия в стране. Сторож бродил между десятками трупов, пытаясь угадать, кто были эти люди, откуда они происходили, кто их убил. Очень трогательная история — но вдруг она принимала совершенно неожиданный оборот, из-за которого фильм и провалился. Сторож подходил к каждому телу и обнюхивал, определяя издаваемый им запах. «Ты пахнешь апельсином», — говорил он одному. «А ты — лимонной мятой». И мертвецы садились на своих металлических каталках и рассказывали ему какую-нибудь историю из своей жизни, связанную с деревьями или травами. В общем, тихий ужас. Фильм начинался как размышление о насилии в стране, опустошенной бессмысленной войной с наркотиками, а заканчивался как эпизод плохого сериала.

Вспыльчивый и задиристый Эктор поссорился с публикой прямо во время эксклюзивного показа в театре «Метрополитен» (эксклюзивных зрителей собралось тысяча двести человек, но вот в коммерческий прокат он действительно выпускать фильм не стал, чтобы с большей помпой прибыть в Канны). «Да пошли вы на хрен!» — проорал он аудитории, состоявшей в основном из друзей и родственников. Возмущенный свист усилился. Идеальная обстановка для Эктора: разногласия, освистывание, конфронтация.

Я поняла, насколько фильм плох, когда Клаудио сказал, что ему понравилось. «Этот я хоть понял», — с гордостью заявил он. Из всех работ Эктора эта больше всего походила на какой-нибудь ситком.