Огненная принцесса - Эдмонд Мур Гамильтон

в границы кресла, что казалось, хотел крепко-накрепко сжать сами атомы своего тела перед грядущим шоком.

Харлоу рявкнул в микрофон. Усилители подхватили голос, сделали его в тысячу раз громче и вышвырнули наружу из внешней акустической системы корабля.

— Н’Канн! — орал он. — Убирай оттуда своих людей! Мы взлетаем! — На экране он мог видеть изумлённые лица, задираемые на громоподобный звук его голоса, тела, застывшие неподвижно. — Мы взлетаем! Бегите, или вы умрёте. Н’Канн, ты меня слышишь? Бросайте та ран и бегите!

Кволек отвернулся от интеркома и доложил:

— Всё готово.

Харлоу уставился на экран. Кто-то из кташанцев бросился бежать. Другие ещё не определились. Третьи, жестокое ядро насилия, вопили и махали руками в сторону корабля, призывая таран.

Харлоу застонал.

— Глупцы, — проговорил он. — Я не хочу их убивать. Я не могy…

Таран тяжело и медленно двинулся вперёд.

— Убирайтесь! — крикнул он им с ноткой отчаяния и тронул тумблер в центре панели управления.

«Тетис» задрожал и начал напевать сам себе мощную басовую ноту предвкушения.

Таран остановился. Люди стояли рядом, уставившись вверх. Позади них сначала медленно, а затем с увеличивающейся скоростью таяла большая толпа.

Харлоу снова прикоснулся к тумблеру, продвигая его на деление. Гул стал рычанием, бессловесной песней. «Тетис» подбирался для прыжка вверх.

— Убирайтесь! — Харлоу кричал в микрофон, но его голос практически тонул в железном голосе корабля, и тут вдруг мужчины бросились прочь от тарана и побежали через равнину.

Харлоу сжал зубы и передвинул ключ до упора.

* * *

«Тетис» поднимался гигантскими вихляющими рывками, как птица с повреждённым крылом. Но он был ужасно большой птицей и ужасно сильной, и жестокость его тряски почти выбила зубы из челюстей Харлоу. Он боролся с густеющим в голове туманом, чтобы удержать корабль, не дать тому вывалиться из-под контроля гироскопов и обрушиться обратно на землю, ощущая, как содержимое его черепа болталось туда-сюда, как вода в качающемся чайнике, чувствуя, как врезались в него ремни, когда его тянуло вперёд, и болты стула протыкали сквозь все прокладки, когда отбрасывало назад, слыша странный хрипящий, хрюкающий, свистящий шум, который, он знал, порождало его собственное натужное дыхание. Панель управления потускнела и, в конце концов, пропала за красным туманом, который заполнил рубку или его собственную голову. Он слепо и неуверенно шарил по переключателям. Его охватила паника. «Я отключаюсь, — подумал он, — я не могу его удержать, он падает». Он попробовал закричать, в гневе и протесте против этого внезапного конца, в страхе и сожалении. Сокращение диафрагмы загнало кровь в голову и ненадолго удержало её там, туман слегка рассеялся, а обезумевшие извилины в черепе оказались достаточно устойчивы, чтобы он мог ухватить реальность, хотя бы её тонкий краешек.

Он держался, заставляя себя дышать глубоко, медленно. Один. Два. Три. Индикатор на панели замигал спокойно. Яростная тряска несбалансированного двигателя устаканилась в своеобразные ритмичные рывки и вращения, не хуже, чем у корабля в открытом море. «Тетис» был в космосе. Он не собирался разбиваться.

Харлоу оглянулся на Кволека и Гарсию. У обоих шла носом кровь — он обнаружил, что и у него тоже — и глаза покраснели и выпучились, но им удалось ухмыльнуться ему в ответ.

— Что за дьявольский способ обращения с хорошим кораблём, — прохрипел Кволек. — Если я когда-нибудь доберусь до этого Таггарта…

— Мы с тобой оба доберёмся, — сказал Харлоу. — Давай займёмся починкой трубки.

Кволек уже отстегнулся. Он, пошатываясь, выходил из рубки управления. Харлоу передал управление Гарсии и поплёлся за ним, направляясь к своей каюте.

Он нашёл Ирру в койке почти без сознания, на её коже уже наливались несколько жестоких кровоподтёков от ремней. Он расстегнул их, смочил в холодной воде полотенце и протёр ей лицо, отводя со лба густо налипшие волосы. Вскоре девушка открыла глаза и посмотрела на него, и он улыбнулся.

— Теперь всё в порядке, — сказал Харлоу. — Всё в порядке.

— Брей? — прошептала она.

— Мы отправимся за ним. Мы вернём его обратно.

— Из мира ворнов, — она замолчала, её взгляд бегал по незнакомой каюте. Крошечный иллюминатор. Впервые она увидела космические глубины, на все горящие в бесчувственности мрака нагие и блистательные звезды, и Харлоу видел пронизывающую её дрожь трепета и ужаса. Её ледяные пальцы стискивали ему запястье.

— В моем собственном мире я не боялась ворнов, — прошептала она. — Я смеялась над Н’Канном и стариками. Но теперь… — Она не отрывала глаз от иллюминатора. — Сейчас я нахожусь в стране ворнов, и мне страшно. — Она резко развернулась и прижалась к нему лицом, как ребёнок. — Мне страшно!

Харлоу глянул в иллюминатор поверх её головы. Страна ворнов. Чёрное и безжизненное море, через которое они своевольно летали между островками звёзд. Однако Харлоу никогда не боялся ворнов. Он с трудом верил в их существование. Но сейчас, пока он смотрел в пространство и думал об угрюмой Конской Голове и двух голубых солнцах, горящих в её тени, он почувствовал неприятное холодное покалывание, бегущее вниз по спине.

Этой дорогой ушёл Дандональд, и он не вернулся.

* * *

Этот колючий страх не оставил Харлоу в последующие долгие дни — произвольные «дни», размеченные в вечной ночи, сквозь которую нёсся «Тетис». После замены повреждённой трубки он быстро набирал скорость на курсе, который вёл его прямиком к Конской Голове. На радаре не было никаких признаков «Солнечного огня» Таггарта. Для этого тот ушёл слишком далеко. На самом деле, он был так далеко впереди, что не оставалось никакой надежды обогнать его или предотвратить любые действия, которые тот мог бы предпринять в мире ворнов, до которого он доберётся задолго до Харлоу. Любой здравомыслящий человек сказал бы, что преследование безнадёжно, но парни с «Тетиса» не были здравомыслящими. Если бы они ими были, они никогда бы не записались в Разведку. Кроме того, их разозлили. Из них сделали дурачков, и они едва не погибли из-за своей глупости, и теперь они были полны решимости догнать Таггарта, даже если это займёт всю их оставшуюся жизнь.

Которая может быть не очень долгой, думал Харлоу. Он мрачно смотрел на экран, который показывал панораму космоса перед «Тетисом». На нём висела одна из самых великолепных достопримечательностей Галактики. Перед ней любой замирает ошеломлённым и бессловесным, независимо от того, как часто или как долго он на это чудо смотрел. Фоном являлся весь огромный холст Вселенной, и через него под взрывающимся пламенем солнц протянулась растянувшаяся на необъятные световые годы угольно-черная Конская Голова. Да, великолепная. Великолепная и прекрасная. Но было ещё одно слово, которое пришло в голову Харлоу, старое слово, которое больше